Читать книгу "Князь. Последняя битва - Александр Прозоров"

— И зачем ты искал встречи со мною? — все еще не убирал саблю Андрей.

— Мое желание остается прежним и неизменным. Я ищу мира и дружбы между нашими державами.

— Ты говоришь о дружбе после того, как вы захватили Корелу, осадили Орешек, напали на Копорье и Ивангород?! — возмутился Зверев.

— Я понимаю, Андрей Васильевич, ты жаждешь мести, ты жаждешь крови. Я понимаю, русские вернут назад все, что потеряли, и даже захотят большего. Но подумай, сколько при этом будет увечных и погибших не только у нашей короны, но и в твоей державе! К чему лишняя кровь? Я хочу задать твоему государю очень простой вопрос: готов ли он заключить мир по прежнему, Ореховскому уложению, если Швеция вернет все земли и города, захваченные у его величества Иоанна Васильевича, мирно, без сражений и кровопролития?

Князь Сакульский, задумавшись, вовсе опустил саблю к полу.

— Теперь я могу сесть? — ласково поинтересовался барон, ощутив перемену в настроении собеседника.

— Столько убитых, столько увечных… Горе, кровь, разорение, муки. И теперь вы хотите мира? Тогда зачем все?

— Увы, княже, я не король, — развел руками гость. — Я всего лишь советчик. Я упреждал рьяного короля Юхана, что, если он начнет войну с русскими, она закончится в Стокгольме. Но безумие и глупые наперсники совсем лишили его способности слушать. Османский наместник казался могучим и непобедимым. Ведь в руках его собралось все богатство польской казны, несчитаное золото и конница султана Мурада, благословение Римской кафедры, вклады иных властителей, питающих к Руси лютую ненависть. Стефан Баторий выглядел крепким тараном, способным проломить любое сопротивление. И все советчики предлагали королю Юхану успеть к дележу добычи, оторвать от русских земель хотя бы малый кусок, пока царь Иоанн занят войной с бесчисленной польской ордой. Все были уверены в скором разгроме русских. В разгроме полном и катастрофическом. Меня не слушал никто, Андрей Васильевич. Увы. Друзья вспомнили обо мне только сейчас, когда понадобилось исправлять все те глупости, которые шведская корона успела натворить. И вот я опять пришел к тебе, княже. К моему старому другу, имеющему не только доступ к русскому государю и немалое на него влияние. И я кланяюсь тебе, прошу у тебя прощения за ошибки моего короля и спрашиваю: если король Юхан Третий вернет назад все шведские завоевания, готов ли Иоанн Васильевич простить нанесенные обиды и заключить мирный договор по древнему уговору, коему вскорости исполнится, почитай, уже три столетия?

— Ты очень умен, друг мой… — Князь Сакульский наконец-то убрал свою саблю в ножны. — Однако же… Нет, барон, я ничуть не сомневаюсь в победе русского оружия над османскими наемниками. Однако же сегодня я сижу в глухих лесах, спасая полтораста тысяч беженцев от польского набега. Твое предложение, прости, сегодня кажется мне несколько… неожиданным.

— Договариваться о достойных условиях мира нужно тогда, когда ты кажешься сильным, Андрей Васильевич, а не тогда, когда твою страну громят везде и всюду каждый божий день. Мне очень не хочется увидеть, как русские пушки сносят мой любимый Нючёпинг, — честно ответил гость. — Я полагаю сегодня, в трудные дни, твой государь охотнее согласится на мир и дружбу без кровопролития, нежели через год или два.

— Ты мне не ответил, дорогой барон, — покачал головой Андрей. — Если ты хочешь, чтобы я обмолвился о твоем предложении перед Иоанном, говори все. Я тут как заяц бегаю от поляков, но ты уважительно говоришь о взаимовыгодном мире. Почему? Чего я не знаю?

— Ты прав, Андрей Васильевич, — кивнул барон Тюрго. — Изнанка войны выглядит отнюдь не такой, какой кажется снаружи. Османский наемник сегодня уже разгромлен. Польская казна совершенно пуста. Баторий уже занял денег у прусского герцога, у саксонского и бранденбургского курфюрстов. Он взял огромные кредиты у каждого из ганзейских городов. Он продал все, что только есть ценного в стране. Баторий заложил даже драгоценности короны, получив за них пятьдесят тысяч экю от герцога Анспахского![36]Польша разорена. Она разорена полностью и вряд ли сможет оправиться в ближайшие десятилетия. Польше придется отдавать долги за эту войну еще лет сто, если не больше, а битвы все еще не закончены. Казна османского султана тоже не бездонна. У него назревает война с персидским шахом, а она куда более важна для Великой Порты, нежели трудности северного вассала. Полагаю, грядущее лето станет последним, когда Баторий сможет собрать хоть какую-то армию. И даже если он опять одержит какие-то победы, через год воевать под его знаменами станет некому. Польша разорена, ей нечего заложить для получения новых кредитов. Не будет золота, не будет армии.

— Присаживайтесь, барон, — широким жестом позволил князь. — Ваши известия достойны того, чтобы забыть прежние обиды. Значит, через год Швеция рискует остаться с нами один на один?

— Зачем нам лишняя кровь, княже? Давай сделаем так, чтобы к этому дню между нашими державами был заключен если не прочный мир, то хотя бы перемирие. И… разве мы не перешли на «ты»?

— Да, перешли, — согласился Андрей Зверев. — Не желаешь вина, дружище? Хороший местный сидр. Мне нравится. Так, значит, у Батория кончилось золото?

— Он собрал около миллиона экю, Андрей Васильевич. В его положении самым разумным было бы бежать с этим золотом обратно в империю, оставив все долги Польше… Но он зело странен в поступках своих и вместо бегства вновь тратит сие золото на новых наемников.

— Странен? — заинтересовался Зверев, выставляя ближе к гостю серебряный кубок и наполняя его шипучим яблочным вином. — Чем же он тебя удивляет?

— Он не боится смерти, Андрей Васильевич. Скажу больше: это смерть боится его. Он ненавистен своему народу, и слуги Батория раскрыли больше десятка покушений на него, причем удачных. Его травили ядом, его кололи кинжалами… И неизменно он выходил из сих напастей живым и здоровым. Он отважно ходит в атаки во главе своего воинства, он первым бежит к крепостям, чтобы облить их маслом или запалить факелом. Многие воины клялись, что самолично видели, как поражали его пули и стрелы, однако же в свой шатер он неизменно возвращался в целости, без ран и царапин. При такой отваге, казалось бы, он должен с презрением отвергать любые приказы или угрозы, исходящие от людей других, менее знатных. Однако же с рабской покорностью он внимает повелениям султана Мурада, не перечит слугам его. Баторий не знает ни единого языка из тех, на коих общаются люди польские, и разговаривает лишь через толмачей османских, к нему приставленных, никогда и ни в чем их слов не поправляя и не оспаривая. И при всем при том, при могучем здоровье своем, любые ратные раны или яды выдерживающем, каждый месяц он сильно меняется, спадает лицом, отказывается от еды, вина и прочих радостей и являет прежнюю бодрость лишь после лечения. Пользует же его особо избранный османский лекарь, приезжающий издалека к нему во дворец или в походный шатер.

— И вправду странно, — согласился Андрей, которого сильно заинтересовало столь подозрительное поведение и привычки османского пса.