Читать книгу "Ведун Сар - Сергей Шведов"

— Отыщи среди слуг управляющего, — попросил Феофилакт Дидия. — Пусть вынесут сломанную мебель и уберут мусор из императорских покоев.

Глицерий, потерянно сидевший в едва ли не единственном уцелевшем в атриуме кресле, поднял на евнуха страдающие глаза и спросил надорванным голосом:

— Ты кто такой?

— Посол божественного Василиска, — спокойно ответил Феофилакт. — Рад видеть тебя, божественный Глицерий, в добром здравии.

— Издеваешься? — дернул щекой бывший комит агентов, вознесенный волею судьбы и трагических обстоятельств на недосягаемую высоту.

— Меня прислал сиятельный Орест, — пояснил Феофилакт. — Префект Италии не видит твоей вины в случившемся и просит тебя, Глицерий, с достоинством принять выпавший жребий.

— Я что же, должен править Римом? — в ужасе отшатнулся несчастный комит агентов.

— Да, — твердо произнес Феофилакт. — Тебя утвердил Римский Сенат. Если ты сейчас отречешься от власти, то империя утонет в кровавой смуте.

— Я сказал им правду! — вскинул на советчика воспаленные глаза Глицерий. — Веселина действительно дочь божественного Валентиниана. Император свершил с Пульхерией брачный обряд и назвал ее своей женой пред ликом Юпитера.

— Зачем? — спросил евнух.

— Он искал силу, способную возродить Великий Рим, и мы искали ее вместе с ним. Вот тогда я впервые услышал пророчество старого жреца, которого венеды называли кудесником. Он сказал, что из семени Валентиниана прорастет прекрасный цветок, а из этого распустившегося цветка выйдет Он, тот которого все ждут как спасителя. Кудесник оказался прав, Пульхерия действительно родила девочку, хотя матроне в ту пору было уже немало лет. Девочку пытались убить, но она ускользнула из рук своих палачей.

— А кто стал отцом ребенка Веселины?

— Княжич Сар, — вздохнул Глицерий. — Мне сказал об этом сиятельный Марк. Он сам пришел ко мне в дом и приставил меч к горлу. Прабабушка этого Сара была дочерью императора Констанция, который правил еще до божественного Юлиана.

— Но ведь это ложь! — возмутился Феофилакт.

— Это правда, — покачал головой Глицерий. — Возможно, ты слышал о патрикии Руфине, комит. Именно он поспособствовал этому браку. У таинственного младенца есть все права на то, чтобы править Римом. Во всяком случае, у него есть главное право — право крови.

— Это заговор, Глицерий!

— Заговор людей или богов? — строго глянул император в глаза Феофилакта.

— Конечно, людей! — возмутился евнух.

— Тогда почему все случилось именно так, как предсказывал жрец?! — сверкнул глазами Глицерий. — Даже смерть божественного Валентиниана.

— Не понимаю, к чему ты клонишь, Глицерий?

— Передай Оресту и римским патрикиям, высокородный Феофилакт, что я не держусь за власть. Но я поклялся черни, что передам инсигнии только божественному младенцу. Ты меня понял, комит, — только младенцу! Иначе толпа разорвет на куски и меня, и всех вас. Пророчествами не шутят. И еще — только я могу определить, тот он или не тот.

— Кажется, я понял, — задумчиво проговорил Феофилакт.

— Я готов рискнуть и жизнью, и душой, чтобы спасти империю. Это ты им тоже передай, комит. Пусть думают.

Дидий вернулся в сопровождении полусотни рабов во главе с расторопным управляющим. Все они застыли у дверей, вопросительно глядя на побледневшего Глицерия.

— Что им надо? — в ужасе спросил тот.

— Они наведут порядок во дворце, — шепнул перепуганному императору Феофилакт. — Тебе здесь жить, божественный Глицерий.

— Приступайте, — махнул рукой опомнившийся император и решительно поднялся с кресла.

От императорского дворца до усадьбы сиятельного Ореста патрикии шли пешком, дабы не привлекать к себе внимание обывателей. Рим бурлил, оглушенный пророчествами и грядущим величием. Чернь пока и не думала успокаиваться. Группы возбужденных людей разгуливали по городу, обсуждая на ходу минувшее грандиозное событие. Но грабежей, неизбежно сопутствующих всякому возмущению черни, не было. Дидий отметил это не без удовольствия, и Феофилакт согласно закивал в такт своим шагам.

— Скажи, высокородный Дидий, ты мог бы опознать того младенца?

— Конечно нет, — развел руками патрикий. — Столько лет уже прошло.

— А если бы тебя об этом попросили? — ласково улыбнулся спутнику Феофилакт.

— Не знаю, — растерянно заморгал куцыми ресницами Дидий. — Наверное.

— От тебя немного требуется, патрикий, ты только поддакнешь в нужный момент, и все.

— Что все? — не понял Дидий.

— Империя будет спасена, — спокойно сказал Феофилакт. — Возможно.

Во дворце Ореста бурлили страсти. Собравшиеся здесь патрикии требовали от префекта Италии решительных действий. Особенно усердствовал Юлий Непот, побуревший от всего пережитого до синевы. Под началом магистра пехоты находилось десять тысяч легионеров, расквартированных близ Медиолана и Арля, и он готов был перебросить их в Рим, дабы подавить бунт черни. Высокородный Аполлинарий, похоже, отчаянно трусил и все время обращался за поддержкой к епископу Медиоланскому, скромно сидевшему у самого краешка стола. Монсеньор Викентий пребывал в растерянности. Удар, нанесенный христианской церкви обнаглевшими язычниками, был настолько силен, что ее иерархи, похоже, никак не могли прийти к согласию. И отголоски их споров сейчас отчетливо читались на лице одного из самых умных и коварных людей в империи.

— Сенатор Скрибоний не умирал и не воскресал, — зло ощерился Викентий в сторону сенатора Аппия, робко вставившего свое слово в непростой разговор разъяренных патрикиев. — Он просто мошенник, спутавшийся с врагами Рима.

— На это у него были веские причины, — буркнул Дидий, без спроса присаживаясь к столу. На яства, выставленные для гостей сиятельным Орестом, он набросился с такой страстью, что поверг в изумление всех присутствующих. Похоже, к бывшему комиту финансов вернулся утерянный аппетит, и это можно было расценивать как добрый знак.

— Я введу в город десять тысяч легионеров, — стоял на своем воинственный Юлий. — И через два дня Марк Север и Скрибоний будут болтаться на виселице перед императорским дворцом.

— А в чем ты собираешься их обвинить, магистр? — спросил Орест, глядя при этом на гостя злыми глазами.

— В убийстве божественного Олибрия! — выкрикнул Юлий Непот.

— А ты уверен, что императора убили именно они? У меня на этот счет появились сомнения.

Магистр пехоты стал бледнеть столь же стремительно, как совсем недавно краснел. Вид у него был настолько жалкий, что Феофилакт невольно отвел глаза. Зато Дидий, продолжавший в больших количествах поглощать пищу, неожиданно прервал свое занятие и изрек:

— Хочешь сказать, что сиятельный Юлий его отравил?