Читать книгу "Кокаиновые ночи - Джеймс Грэм Баллард"

Когда он возвращался к машине, женщины стали снимать его из дверного проема, хихикая и подталкивая друг дружку.

– Школа киноискусства? – спросил я. – Похоже, они схватывают науку на лету.

– Да… Обе всегда были большими любительницами киносъемки. – Когда я нажал на газ, Кроуфорд махнул им на прощание, улыбаясь, словно и вправду был к ним привязан. – Они приехали сюда из Эстепоны, хотели открыть косметический кабинет, но решили, что дело здесь не пойдет.

– И поэтому теперь хотят попробовать себя в киноиндустрии? Пожалуй, на этом они смогут заработать.

– Я тоже так думаю. Они уже пишут сценарий.

– Документального фильма?

– Скорее фильма о природе.

– Дикая природа Костасоль, – подлил я масла в огонь. – Ритуалы ухаживания и лучшие позы для секса. Думаю, они добьются успеха. Кто эта платиновая блондинка? Похожа на русскую.

– Раиса Ливингстон, вдова букмекера из Лэмбета. Она глушит водку цистернами. Ужасно любит выкидывать всякие штуки. Ей уже приходилось играть маленькие роли, так что ей не привыкать.

Кроуфорд говорил без иронии, всматриваясь в обивку крыши салона, словно уже просматривал на экране киноматериал, отснятый в первый день. Он был явно доволен работой, проделанной всего за полдня, точно проповедник, который избавился от очередной партии религиозных брошюр. После грабежей и взломов он успокоился и расслабился, на сегодня выполнив свой долг перед невежественными и отсталыми обитателями роскошных особняков. Когда мы вернулись в спортклуб, он потянул меня к служебному входу за кухней и котельной. Там он утром припарковал «порше», скрыв его от глаз полиции, которая могла к нам наведаться.

– Мы перенесем все это в мою машину. – Он сорвал одеяло с награбленного. – Я не хочу, чтобы Кабрера поймал вас с поличным, Чарльз. Вы и без того мучаетесь ощущением вины.

– Чего здесь только нет. Вы помните, кому что принадлежит?

– Мне это ни к чему. Я спрячу это на стройплощадке, где мы оставили «астон мартин», и предупрежу охранников у ворот. Они разложат все это напоказ и позаботятся о том, чтобы каждый обитатель Костасоль узнал об этом.

– Но зачем это все? Я до сих пор не могу понять.

– Зачем?… – Кроуфорд доставал с сиденья кассетный магнитофон, но повернулся ко мне. – Я думал, Чарльз, что вы все поняли.

– Не вполне. Взломали несколько систем безопасности, испортили несколько телевизоров и написали «Fuck» на дверях нескольких гаражей… Неужели это изменит чью-то жизнь? Если бы ограбили мой дом, я бы просто вызвал полицию, но не стал бы записываться в шахматный клуб или заниматься хоровым пением.

– Абсолютно верно. Вы позвоните в полицию. Я поступил бы так же. Но представьте себе, что полиция ничего не делает, а я снова взламываю охранную систему и на этот раз краду что-то действительно ценное. Вы начинаете подумывать о более крепких запорах и камере наружного наблюдения.

– Ну и что? – Я открыл багажник «порше» и подождал, пока Кроуфорд опустит туда видеомагнитофон. – От чего ушли, к тому и пришли. Я снова усядусь перед спутниковым телевизором и засну летаргическим сном.

– Нет, Чарльз, – терпеливо начал Кроуфорд. – Вы больше не заснете. К этому времени вы уже достаточно проснетесь и насторожитесь. Кражи со взломом – это примерно то же, что и браслет истово верующего католика: он не только царапает кожу, но и обостряет нравственное чувство. После еще одной кражи со взломом вас переполнит злость, даже праведный гнев. Полиция бесполезна, она только кормит вас расплывчатыми обещаниями, и вы охвачены ощущением несправедливости, вы чувствуете, что живете в мире, у которого нет ни стыда ни совести. Все вокруг вас, даже картины и серебряная утварь, которых вы раньше не замечали, вписываются в рамки этой новой морали. Постепенно вы начинаете лучше осознавать себя. Дремлющие участки вашего сознания, бездействовавшие многие годы, снова заработают. Человек начинает переосмысливать себя, как это было и с вами, Чарльз, когда сгорел ваш «рено».

– Возможно… Но я не занялся тай-цзи-цюань[46], не начал писать новую книгу.

– Подождите. Может быть, все впереди. – Кроуфорд говорил уверенно и напористо, страстно желая меня убедить. – Для этого требуется время. Волна преступности не спадает. Кто-то гадит в ваш бассейн, устраивает разгром у вас в спальне и забавляется с бельем вашей жены. Злобы и гнева уже недостаточно. Вы вынуждены переосмысливать себя на всех уровнях, как первобытный человек, которого опасность поджидала за каждым деревом, за каждой скалой. Вы начинаете осознавать время, взвешиваете шансы, оцениваете возможности собственного воображения. Потом кто-то нападает на женщину из соседнего дома, и вы объединяете усилия с ее взбешенным мужем. Преступность и вандализм повсюду. Вы должны возвыситься над этими безмозглыми головорезами и придурковатым миром, в котором они обитают. Опасность заставляет вас мобилизовать все ваши нравственные силы точно так же, как политические заключенные заучивают наизусть «Записки из мертвого дома» Достоевского, умирающий играет Баха и вновь обретает веру, родители, оплакавшие умершее дитя, добровольно работают в хосписе.

– Мы начинаем понимать, что отпущенное нам время не беспредельно и нам никто ничего не гарантировал? – спросил я.

– Именно так. – Кроуфорд похлопал меня по руке, радуясь, что я наконец примкнул к его пастве. – Мы организуем комитеты наблюдения, изберем местный совет, будем гордиться своими соседями, запишемся в спортклубы и краеведческие общества, заново откроем мир, который представлялся нам знакомым и привычным. Мы знаем, что важнее быть третьеразрядным художником, чем смотреть картины эпохи Возрождения на компакт-диске. Мы будем процветать все вместе и наконец раскроем в полной мере свой индивидуальный потенциал и потенциал нашего общества.

– И начало этому положит преступность? – Я взял с заднего сиденья «ситроена» серебряный портсигар. – Она станет импульсом? А почему не… религия или какое-нибудь политическое движение? В прошлом именно они правили миром.

– Эти времена ушли. Политика исчерпала себя, Чарльз, она больше не волнует воображение общественности. Религии возникли на слишком раннем витке эволюции человечества. Они наплодили символов, которые люди воспринимали буквально, но эти символы так же мертвы, как тотемные столбы. Вот если бы религии появились позднее, когда род человеческий начнет клониться к закату… Как ни печально, преступность – единственное, что может нас встряхнуть. Мы просто очарованы этим «другим миром», где возможно все.

– Большинство людей скажет вам, что преступности нам уже хватит.

– Но не здесь! – Кроуфорд ткнул нефритовой лошадкой в сторону дальних балконов за деревьями, – Не в Костасоль или других пристанищах отошедших от дел банкиров на этом побережье. Здесь высадилось на берег будущее, Чарльз, кошмар нам уже снится. А я верю в людей и знаю, что они достойны лучшей доли.