Читать книгу "Новая Земля - Ариф Алиев"

Шрам успокоился, повеселел даже:

— Одевайтесь, прогулка скоро.

Мы оделись в красное. Одежда была грязной, в крови, из дыр наружу торчал синтепух. Но сапоги я надел свои — вчера принесли со двора, поставили у шконки, не украли.

— Готовы побегать?

Сипа знал законы 2-го барака, поэтому спросил:

— Мы в каком секторе?

— В 3-м.

— А обедает какой?

— 1-й. Вставайте, разомнитесь.

Распахнули полог, стало светлее. И воздух посвежел.

И со свежего воздуха — крик:

— 2-й барак, на прогулку выходи!

Колонисты побежали во двор.

Охранник на вышке курил сигарету и орал между затяжками:

— Шевелитесь, каннибалы! По секторам разобрались!

И почему-то глупое:

— Concerto grosso! Presto! Кто не в своем секторе, каннибалы?!

Музыкант, что ли? Или меломан? Или такой же псих, как Моряк?

Мы с Сипой выбрались из барака, я споткнулся на пороге, ступенька была сломана, не упал, но как будто еще раз по уху дубиной.

— Где 3-й сектор?!

Я увидел Якута. Он нам показал, где 3-й сектор. Через минуту мы вместе шагали вперед-назад в отведенном нам пространстве.

— За нарушение сектора — смерть!

А вот и Гога Звягинцев на вышке.

— Шевелитесь! Не останавливаться! Кто остановился — последний! А последний, значит…

Гога Звягинцев сделал паузу, взмахнул рукой, он хотел быть похожим на Обезьяна.

— Мертвый!!! — хором отозвались колонисты.

Ноги отказывались ходить после вчерашних побоев, но останавливаться было нельзя, пришлось подчиняться общему ритму.

— Сегодня жрет 1-й сектор, — сказал Сипа. — Получается, мы будем голодать 3 дня.

Он ошибся, пришлось возразить:

— 2 дня.

— Ну да. Сегодня 1-й сектор, завтра 2-й, послезавтра наш. Дотерпим как-нибудь. Хотя тощий труп на 25 ртов — это смех такой. В лучшем случае 70 килограммов живого веса минус скальп, ногти, челюсти, тазовые кости, говно в кишках — человек на 30 % состоит из того, что даже на бульон не годится.

— Людей есть нельзя. Старинный закон, — сказал Якут. — В старину люди ели людей и жили, как звери, без ума, а когда перестали, ум появился, научились делать ружья, и патроны, и моторы для лодок. Я людей есть не буду.

— Сегодня не будешь, — согласился Сипа. — Никто тебе не даст! И завтра тоже.

Речь у Якута изменилась, он не заикался и слова не забывал, как на этапе и в трюме. Наверное, он вернулся в привычный холодный климат и поэтому выздоровел.

Сипу кто-то толкнул в спину.

— Сипа, придурок, шевели ногами!

Сипу толкнул Махов, он пришаркивал позади и из-за одышки никак не мог примериться, наступал на пятки.

— Сипа, ты ходить умеешь? Или не умеешь?

Сипа прибавил шагу, но Махов не успокаивался, ворчал:

— Вот ты мудаёб! Был колонистом 1-й категории. Меня Обезьян сразу во 2-ю перевел, а чем я хуже тебя? Другой бы радовался. Синие чай пьют, ракушки едят, водоросли, банка тушенки раз в неделю, они в «последний-мертвый» не играют. Мог бы стать членом совета. Они тушенку едят каждый день, одеколон пьют, на резиновых бабах женились, сосутся с ними, беседуют. У Обезьяна жена и дочка. Дочка целка, он ее замуж выдать хочет, но пока не решил, за кого. Мог бы ты на ней жениться.

— Да заткнись ты, силы береги. Целка не целка. Ты хоть помнишь, что это такое? Я не помню. И бабы у них не бабы, а баллоны резиновые. Это психом надо быть, чтоб на баллонах жениться.

На вышку залез Обезьян. Охранник поспешно затушил сигарету, встал смирно.

— Здравствуйте, господа колонисты 2-й категории.

Колонисты ответили хором, старались:

— Здравия желаем, господин начальник колонии!!!

— Проголодались, господа?

— Так точно, господин начальник колонии!!!

— Ну, погуляйте еще минутку. Сегодня обедает 1-й сектор.

— Шевелитесь, каннибалы! Не останавливаться!

Но колонисты замедлили ходьбу, никто не хотел оказаться у дальнего края сектора и потерять драгоценные секунды.

— Зря ты меня из пещеры вытащил, Иван Георгиевич. Лежал бы замороженный, твердый, меня бы лемминги грызли, а я бы ничего не чувствовал, потому что был уже в аду, и придумывал пытки, и дожидался, когда эта маньячины неандертальские ко мне попадут. Я терпеливый, я дождусь.

Колонисты считали секунды, топтались на месте и уже начинали пихаться, прикидывали, откуда и как будут бежать, чтобы быстрее оказаться в бараке. И все смотрели на Обезьяна.

А Сипа про другое думал. И меня отвлекал дурью своей.

— Иван Георгиевич, зачем тянуть? Я им прямо сейчас пытки придумаю. Зацени, Иван Георгиевич. Отрезаем дно у пластиковой бутылки, засовываем Обезьяну в дыхательное горло и кладем несколько скользких многоножек. Они по бутылке аккуратно вползают в горло, Обезьян задыхается, они ползут глубже и глубже, и заползают в легкие на самое дно, и шевелятся там. Вынимаем бутылку, он пытается выкашлять их, а они не выкашливаются, он задыхается от слизи, глаза вываливаются, и кровь течет вместо слез. Иван Георгиевич, знаешь, на кого Обезьян смотрит? На тебя и на меня. А спроси, почему?

— Почему?

— Потому что только я и ты на него не смотрим.

— Нет.

— Нет? С чем ты не согласен, Иван Георгиевич?

— Я не смотрю на Обезьяна. А ты на него смотришь. Иначе откуда ты узнал, что он смотрит на меня и на тебя?

— Убедительно, Иван Георгиевич. Умный ты. А Обезьян дурак, не понимает, с кем связался.

Обезьян и в самом деле смотрел на меня. А я на него не смотрел, я не боялся услышать страшную команду.

— Не буду я ему в дыхательное горло совать многоножек. Лучше я его сожру. Не всего, конечно, другим оставлю. Но прошу позволить мне начать. Хочу начать, пока он целый и живой еще. Глаза посолю и высосу, уши сырыми съем, я хрящиками люблю хрустеть.

И банки затряслись, до чего же звук противный.

— Закончить прогулку! 1-й сектор на месте, остальные приготовились к игре!

— Последний — мертвый, господа!

Колонисты побежали из секторов, устроили свалку возле порога.

— Мухой срыгнули, каннибалы! Последний — мертвый!

Сипа вовсю размахивал кулаками у порога, а я еще не вышел из сектора. Сипа обернулся, чтобы посмотреть, где я, и пропустил сильный удар.

Махов прорвался в тамбур, он задыхался, рычал, укусил кого-то, упал.