Читать книгу "Вариант `И` - Владимир Михайлов"

(Пожалуй, для сохранения стилистического единства ему следовало бы сказать «Вопрошайте».)

– Благодарю вас. Моих читателей прежде всего будет наверняка интересовать вот что: вы, православный священник, иерей…

Он чуть заметно качнул головой.

– Протоиерей, – поправил он. – Если вам нужна точность – митрофорный протоиерей. – На его губах промелькнула улыбка. – Видите ли, если военный обретал право на генеральскую папаху автоматически, как только получал звание полковника, то в нашей иерархии несколько иначе; в армии это выглядело бы так: есть просто полковник, по зимней форме одежды носящий обычную офицерскую ушанку, и полковник с папахой, который хотя и не генерал еще, но все же ближе к генеральскому званию, чем полковник с ушанкой. Полагаю, что это достаточно точное сравнение.

– Очень хорошее сравнение, – подтвердил я. – Итак вы, будучи православным митрофорным протоиереем, настоятелем этого храма… я не ошибся?

– Ни в коем случае. Дело обстоит именно так. Правда, был я отстранен от служения, но лишь на краткий срок.

– И, разумеется, человеком глубоко верующим…

Он только кивнул.

– …принимаете весьма активное участие в деятельности политической партии, ставящей своей целью избрание на российский престол человека – не буду сейчас касаться его юридических прав на такое избрание, но человека, который, не являясь, конечно, врагом православия, тем не менее никак не может быть назван его горячим сторонником, мало того: который пользуется очень сильной поддержкой людей, исповедующих ислам – и наверняка имеющих основания для такой поддержки. Конечно, нельзя смешивать политику с религией, но в чем причина того, что ваши религиозные убеждения оказываются в таком противоречии с убеждениями политическими?

Протоиерей помолчал еще секунду-другую, словно желая убедиться, что я закончил свой вопрос. И ответил:

– Причина – в моей вере в Бога.

Мысленно я зааплодировал: ответ был хорош хотя бы своей непредсказуемостью. Обычно, беседуя с политиками, ответы их знаешь заранее.

– Не могли бы вы объяснить несколько подробнее?..

– С охотой. Православие, католицизм, иудаизм, ислам – все это формы поклонения единому Богу. Одному и тому же. Потому что если бы мы представили, что мы поклоняемся своему, православному Богу, католики – своему, а мусульмане – Аллаху, являющемуся опять-таки другим богом – представив это, мы впали бы в грех язычества, то есть признания более чем одного бога, многобожия. Но человек истинно верующий никак не может быть многобожцем, политеистом, если угодно. Бог – один, разъединяет же нас обрядовая сторона и ряд богословских проблем. Однако теологические проблемы – это проблемы людей, а никак не Господа: у него нет проблем. Вот вам еще одно сравнение. Существуют страны с правосторонним дорожным движением, и другие – с левосторонним. Соответственно руль в автомобиле расположен у первых – слева, у вторых – справа. Разница существенная, и никак нельзя, оказавшись в левосторонней стране, продолжать ездить по ее дорогам по правосторонним правилам: катастрофа неизбежна. Однако же наши водители далеки от мысли считать, что только их автомобили являются истинными, а, допустим, английские, австралийские или японские машины – ложны. Что же касается, скажем, того города, в который вы намерены попасть, и дороги, по которой движетесь, – то к городу этому могут вести с одной стороны дороги правосторонние, с другой – левосторонние, но город достижим и для тех, и для других; дороги же сами по себе ничем не отличаются друг от друга – разве что разметкой. Теперь предположим, что в какой-то стране по некоторым причинам – ну, скажем, туда навезли так много автомобилей с противоположным расположением руля, что уже нельзя не принимать их во внимание, – в этой стране возникает необходимость пользоваться обеими формами движения. Это возможно? Да, но только при одном условии: необходимо существование двух дорожных систем, которые нигде не будут соединяться или пересекаться, что при наличии туннелей и эстакад вовсе не так трудно.

У него широкие рукава, – подумал я, – и в рукавах этих, похоже, упрятано великое множество доходчивых сравнений. Надо думать, он произносит интересные проповеди своим прихожанам.

– Так вот, – продолжал он тем временем. – Вам, конечно, ясно, каков тот Город, куда мы все стремимся, и Кто в нем правит. Теперь, чтобы закончить это сопоставление, предположим, что я живу в доме, рядом с которым проложили левостороннюю дорогу. До сих пор я, как и все, ездил на правосторонней машине, но сейчас левосторонняя дорога пролегла между моим домом и той, старой трассой. Правда, у меня все та же машина с рулем слева; но ко мне приходят и предлагают машину для новой дороги – новую, совершенную и на крайне льготных условиях. Меня даже не уговаривают отдать старую, наоборот, обещают расширить гараж, чтобы в нем умещались обе. Разве, если я соглашусь на эти условия, я как-то нарушу интересы города, которому нужно только одно: чтобы я в конце концов туда доехал. Разумеется, убежденные сторонники правосторонней езды станут утверждать – и некоторое время кто-то даже будет им верить, – что вторая дорожная сеть на самом деле ведет вовсе не к тому Городу, в котором царит Добро, но к другому, где обитает Зло. Почему им поверят на время? Потому что описания города в путеводителях одной дорожной компании и другой не вполне совпадают. Однако они и не могут совпадать в деталях, потому что дороги впадают в город с разных сторон, а ни один город не выглядит со всех сторон одинаково. Но добравшись до центра Столицы бытия, они убедятся, что центр для всех один. Вот как я могу это представить.

– Вы мастер метафоры, – не удержался я от похвалы. – Однако дело происходит не в воображаемой стране, но в России, в которой и пристрастия, и антипатии всегда стремятся к крайним значениям. Православная Россия…

Я удивился: мое возражение он встретил – не с улыбкой, но скорее с гримасой, которая могла бы сойти за улыбку.

– Православная Россия… – повторил он с расстановкой. – А вы уверены в точности такой характеристики?

– Принято думать так.

– Мало ли как принято думать. Да, собственно, так не думают; так считают. А если думать… – Он помолчал. – Ладно, скажу, рискуя впасть в ересь, не богословскую, но политическую: Россия как была тысячу с лишним лет назад языческой, так и осталась. Христианство, по сути, не вошло в кровь, не стало основой мышления. Даже основой веры не стало. Разве что на словах, но ведь от слова, как известно, не станется… Религия органичная, растворенная в крови, всегда идет от мироощущения человека – идет от человека к организации, то есть снизу – вверх. Как христианство в Риме. Из катакомб – в храмы. А не из храмов в землянки. Потому христианство так органично в Италии: наследники Рима, они его выстрадали. В катакомбах. Кровью на аренах. В России же все вводилось сверху, приказным порядком: и христианство, и – позже – его реформа, и еще позже – коммунизм. Конечно, у России были шансы стать христианской страной, и она стала бы ею, если бы не никонианская реформа. Все, искренне верившее, ушло в раскол – и погибло, как Аввакум, человек уровня апостола Павла. А Церковь превратилась в государственную институцию – и так утратила всякую возможность стать народной. Вспомните: реформа на Западе – протестантство – тоже ведь шло снизу вверх, от внутренней потребности; но у нас и реформа – от властей. И с коммунизмом повторилось то же самое – не говоря уже о том, что он нередко взывал к самым темным сторонам природы человеческой… Да, безусловно, сохранилась форма, и храмы, и купола, обрядность… И организация… Но ведь сие – не вера, а лишь изображение ее. А в Бога надо верить, а не изображать веру. Нет, господин журналист, вы серьезно подумайте перед тем, как утверждать, что Россия – страна христианская. Если начальство приходит в храм и обедню отстаивает со свечкой в руках – это еще никак не факт веры, это факт политики. Но политика – стихия изменчивая, и нельзя на ее фундаменте строить вечное здание!