Читать книгу "Все будет хорошо - Наталья Костина"

— Присаживайтесь, — хмуро разрешил Павлик Морозов.

— Вы соседей своих из сто двадцать седьмой и из сто восемнадцатой знаете? — неторопливо начал майор.

— Я сейчас, пардон, на одну минуточку, халат накину. Морозит что-то с утра. — С этим каламбуром хозяин улизнул в спальню, и чуткое ухо майора уловило какую-то возню и приглушенный шепот. Вскоре Морозов появился в банном махровом халате. — Так все-таки они нажаловались! — Он негодующе посмотрел куда-то в потолок. — У них там вообще, блин, и слышно ничего не было!

На вид Павлику Морозову было года тридцать два, но если сбросить со счетов отечную пивную небритость, то могло быть и меньше.

— Я думал, только этим, что под нами… Или черным этим, ну, Капрельянцам. Да те, блин, сами… — Он засунул руку под халат и нервно поскреб волосатый живот. — Они сами не дураки погудеть. А они что, по всему подъезду пошли, что ли? — снова вскинулся он. — Я ж извинялся, блин! — возопил Морозов. — Вчера ходил и лично, блин, извинялся! Так им нужно было еще ментам настучать! Ой! В милицию пожаловаться. Как будто я тут изнасиловал кого-нибудь, блин!

Майор Банников терпеливо слушал разгневанного Морозова, смутно догадываясь, о чем идет речь.

— Так вы знаете или нет Томашевских и Кузнецовых?

— Это которые компами торгуют, что ли? Мутно. Встречались пару раз во дворе…

— А когда вы их последний раз видели?

— Последний, последний… Ну, видел… не помню когда. У одного жена с пузом — как на тринадцатом месяце беременности, а у другого — белобрысая такая метелка, а пацан рыжий. Во наследственность, блин! Ехали куда-то. Это я им, что ли, спать мешал?

— Не знаю, кому вы там мешали. — Банников выразительно взглянул на дверь спальни. — Як вам по другому поводу. К вам вчера вечером, около десяти, никто не приходил? Консьержка сказала, что к вам приходила девушка. Рыжая. Не родственница ваша? — кинул спасительную подсказку майор.

— Да никто ко мне вчера не приходил! — Явное облегчение от того, что соседи, видно, все же не нажаловались в милицию, как обещали, сменилось нетерпением. Морозов заерзал. — Не было никого вчера, ну, клянусь!

— Вы с женой живете? — Майор милиции не спеша оглядывал гостиную и уходить, по всей видимости, пока не собирался.

— С женой, — сумрачно подтвердил Морозов, — и с тещей. Они счас вдвоем в Египет укатили. На две недели. Отдохнуть, блин.

— Вы тут тоже отдыхаете, — заметил Банников, — по полной программе.

— А что, оттянуться раз в год нельзя? — взвился Морозов. — Знаете, как меня все достало? С утра до ночи — буб-неж, бубнеж! То не так сидишь, то не так свистишь! «Вилкой и ножом кушай, Паша!» Хоть домой не приходи! Приехала, блин, на неделю и живет уже полгода! Я скоро в дурку загремлю со всех этих делов!

— Кто приехал? — не понял Банников.

— Да теща ж, говорю. Приехала из своего Мухосранска на три дня, якобы погостить, учительница хренова, и до сих пор живет! Я уже намекал и так, и этак! Мамаша, говорю, вы бы съездили проверить, что там с квартирой вашей, с вещами, может, у вас моль уже завелась или цветочки завяли. Так она или совсем, блин, тупая, или русского языка не понимает!

— А что жена? — живо заинтересовался проблемой майор.

— А, — Морозов махнул рукой, — ее как раз все устраивает! Теща обед готовит, в квартире прибирает, а Люська спит до полдня. А потом, когда я с базара приезжаю, в два вентилятора пургу гонят. Я ж говорю, жизни, блин, никакой…

Дверь спальни неожиданно распахнулась, и на пороге показалась девица — темно-рыжая, в голубом атласном халате, сквозь высокие разрезы которого просвечивали аппетитные, хотя и несколько помятые формы — наверное, дорвавшимся до личной жизни Павликом Морозовым. Волосы цвета «красное дерево» у нее были не короткие, как описывала вахтерша, а до пояса.

— Я сильно извиняюсь, Паша… Мочевой пузырь, как сердце, — ему не прикажешь! — С этими словами она пересекла комнату и удалилась в сторону туалета.

Морозов сник.

— А говоришь, никто не приходил. — Майор Банников посмотрел вслед удалившейся рыжей, — Нехорошо, Паша!

— Так она еще позавчера приехала! Еще позавчера! А вчера никто не приходил. Мамой клянусь! Вот черт! — Он выругался. — Теперь теща точно на всю оставшуюся жизнь сюда переедет! Следить за моим, блин, моральным обликом! На хрена только я женился…

— Не дрейфь, Паша. — Банников неожиданно широко улыбнулся замученному жизнью Павлику Морозову. — Твоя личная жизнь нам даром не нужна. Ты только музыку потише все-таки врубай на всякий случай, и все.

— Может, коньячку по сто пятьдесят накатим, гражданин майор? — Морозов, наконец, понял, что визит, казавшийся весьма неприятным, таковым не оказался.

— Ты выпей, Паша, тебе надо, — ответил, прощаясь Банников, — а я на работе. Кстати, вчера вечером, часов так в девять-десять, никакого шума подозрительного не слышал?

— Так не до того было. — Морозов широко ухмыльнулся и выразительно повел плечами.

Утром пошел дождь. Нудный, холодный, настоящий осенний дождь. Было видно, что лето кончилось. Катя Скрипковская выскочила из дому в босоножках и легком костюме. Открывая над головой зонт, она почувствовала, как порыв ветра несет мелкую водяную пыль ей в лицо и за шиворот пиджака. Ногам тоже мгновенно стало зябко, но бежать домой переодеваться было некогда. Наконец-то все сдвинулось с мертвой точки. Она чувствовала какие-то мелкие, не видные невооруженным глазом зацепочки — так, как кожей чувствуешь невидимые мельчайшие колючки. Их можно соскоблить с поверхности, но какие-то микроны их остаются в коже, кожа краснеет и зудит. Вот так же зудело что-то внутри у Кати, пока она ехала на работу. Шло движение, цеплялись невидимые шестеренки, поворачивались на одну десятитысячную долю миллиметра, но все-таки сдвигались с мертвой точки.

— Катерина! Есть дело, — поймал ее вездесущий Лысенко, как только она появилась на работе.

— Сейчас. Только зонтик занесу.

— Зонтик как раз заносить не надо. Поедешь сейчас в больницу, вот тебе координаты. — Он ткнул ей какой-то листок. — Выяснишь буквально по минутам, что делала позавчера и вчера Кузнецова.

— Так ее ж вроде вчера прооперировали? — не поняла Катя.

— Вот и узнай все — прооперировали, не прооперировали, когда прооперировали и что она делала весь позавчерашний день. Не по телефону, а лично. Ножками. Поняла?.

— Поняла, — разочарованно сказала Катя. Значит, ее посылают тянуть заведомую пустышку. Чтобы принесла отчет, что Нина Анатольевна в это время лежала в больнице и убить своего мужа никак не могла. Чтоб, значит, бумажка была в деле.

— Скрипковская! Ты еще здесь? Давай, давай, шевели опорно-двигательным аппаратом'

— Уже запрягаю. — Катерина посмотрела на свои озябшие ноги, пошевелила пальцами и обреченно пошла к выходу.