Читать книгу "Ради твоей улыбки - Джо Беверли"

В первый день нового года Элинор проснулась от какого-то неясного изменения внутри. Сосредоточившись, она почувствовала, как тяжесть смещается вниз живота. Немедленно послали за акушеркой. Та снисходительно выслушала ее взволнованный рассказ и сказала, что все идет как положено, нужно только как можно больше ходить и есть как всегда.

— Если ребенок родится раньше полуночи, миссис Дилэни, я буду очень удивлена. Но вам не нужно волноваться, я останусь у вас на ночь.

Все произошло так, как сказала миссис Стонджелли. День прошел обычно, Элинор даже отправилась прогуляться по саду и принесла к себе в комнату несколько поздних роз. Цветы для ее ребенка.

К тому времени, когда возвратилась акушерка, Элинор уже лежала в постели, но ей пришлось подняться.

— Соберитесь и ходите, сколько сможете, дорогая моя. Это облегчит дело. Скажите мне, если начнутся схватки, я посмотрю, что нужно сделать. И не стесняйтесь кричать — это поможет малышу появиться на свет.

Боль и тяжесть накатывались волнами, и Элинор ухватилась за руку акушерки, ища в ее глазах надежду на свое спасение. Она стонала, вскрикивала и вдруг тоненько захныкала:

— Николас!

Она все бы отдала за то, чтобы он сейчас был рядом, но по крайней мере у нее есть Арабелла Херстмен, хотя впервые эта леди разволновалась почти до панического состояния.

Взяв себя в руки, Элинор села и начала громко декламировать стихи Вордсворта:

Печален дом, враждебен мир,

И навсегда ушел покой,

Устало к своему концу

Я шел, охваченный тоской

Затем, угнетенная настроением стиха, она в отчаянии перешла к поэзии Вальтера Скотта:

Красив Бригнала брег крутой,

И зелен лес кругом,

Цветы над быстрою рекой

Раскинуты ковром

Вдоль замка Дальтон на коне

Я ехал не спеша,

Навстречу пела с башни мне

Красавица-душа

Какая-то часть сознания Элинор блуждала вместе с героем по средневековым замкам, но затем внезапная сила заставила ее застонать и вернула к реальности. Мисс Херстмен прекратила читать и вскочила на ноги, прижимая книгу к груди.

— Хорошо, милая! — подбадривала Элинор миссис Стонджелли — Теперь уже скоро. Продолжайте. Отдыхайте, когда сможете. Первенцы не торопятся. Совсем не торопятся…

Рассудительное ворчание акушерки казалось Элинор настоящей музыкой. Она тужилась и отдыхала, затем все повторялось снова. Господи, когда же конец этим безумным схваткам?

— Уже родился? — слабо выдохнула она в минуту покоя.

— Еще нет, дорогая, — улыбнулась акушерка, предлагая ей глоток вина. — Вы сами поймете, когда это произойдет. Теперь повернитесь на бок и положите ногу мне на плечо, вот так…

Элинор следовала всем инструкциям акушерки, требованиям своего тела, и, наконец, наступил момент, когда она действительно поняла, что ребенок родился. Сначала медленно появилась головка, затем все остальное. Волны боли отхлынули, и она оказалась на мирном берегу.

В этот момент раздался пронзительный крик.

Элинор опустила глаза, чтобы увидеть младенца, все еще соединенного с ней пуповиной. Ребенок смотрел на мир широко открытыми темными удивленными глазами. Она потянулась к нему, не испытывая больше ни малейшей усталости.

— Мое дитя, мое дитя…

— Чудесная девочка, правда? — широко улыбнулась миссис Стонджелли, заворачивая младенца. — Теперь, милочка, осторожно повернитесь на спину.

Когда требование акушерки было выполнено, она подала ребенка Элинор.

— Здравствуй, красавица. Ну разве мы с тобой не умницы?

Мисс Херстмен обменялась взглядом с акушеркой, и та снисходительно улыбнулась:

— Все они такие, мадам.

Когда пуповина была перерезана, миссис Стонджелли забрала ребенка у Элинор и дала подержать мисс Херстмен, которая тут же зашептала большеглазой малютке милые глупости.

— Какой прелестный ребенок! — Она прижала девочку к себе. — И вы, Элинор, молодец.

— Правда-правда, — подтвердила акушерка. — Женщины часто доставляют мне массу хлопот. Они сопротивляются, а вы все сделали как надо. Девочка здоровенькая. Держите ее в тепле, кормите грудью, и малышка быстро расцветет.

Она забрала младенца у мисс Херстмен и показала Элинор, как прикладывать ребенка к груди. Новорожденная мгновенно зачмокала.

— Ах ты, моя сладкая! — удовлетворенно улыбнулась акушерка — Она все поняла. Держите ее около себя, в тепле и кормите, когда она захочет есть. А сами отдыхайте и побольше пейте. — С этими словами женщина опустилась в кресло у камина и задремала.

Мисс Херстмен присела на краешек постели и смотрела, как малышка сосет грудь.

— Я никогда этого не видела, — с неожиданной нежностью сказала она. — Спасибо.

Элинор улыбнулась:

— Я рада, что вы были со мной и заставили меня вернуться к жизни. Это было довольно болезненно, но необходимо. — Ее рука нежно скользнула по золотистой головке дочери. — Я бы только хотела…

— Чтобы ваш муж был здесь. Но он ведь будет здесь с вами, не правда ли? Не поддавайтесь унынию, ожидая известий.

Элинор не ответила. Усталость навалилась на нее, и ей уже было не до мыслей о Николасе. Она увидела, как нежный ротик малышки оторвался от ее груди, и дочурка заснула. Мисс Херстмен положила крошечный сверток в колыбельку, стоящую у камина, а затем Элинор, выдержав тщательный осмотр миссис Стонджелли, погрузилась в глубокий сон без сновидений.

Глава 14

Проснувшись, Элинор чувствовала себя так, словно оказалась в другом мире. Еще бы, ведь она стала матерью. Долгое ожидание завершилось, и теперь у нее есть то, ради чего стоит жить дальше. И тут же она подумала о Николасе. Суждено ли ей увидеть его когда-нибудь? У нее было такое ощущение, будто она впервые с такой ясностью задала себе этот вопрос.

С момента его исчезновения минуло почти пять месяцев. Она доверяла ощущениям лорда Стейнбриджа и не верила, что ее муж умер. Но тогда сам собой напрашивался вопрос, почему он даже не попытался дать знать о себе.

Элинор могла только предположить, что Николас снова ввязался в какую-то авантюру. Может быть, руководствуясь какими-то своими причинами, он посчитал, что будет лучше, если она поверит в его смерть и снова выйдет замуж?

Нет, она не сделает этого. Элинор решила ради своего спокойствия не ждать ничего и с этого дня вести себя так, словно она уже вдова; слава Богу, здесь, где они никогда не были вместе, ничто не напоминало ей о муже. Сначала она сожалела, что у нее нет его портрета, но подозревала, что и это к лучшему.