Читать книгу "Поколение победителей - Павел Дмитриев"

Но и тут Великий кормчий гениально всех обошел. Перед самым началом пленума он появился на берегу Янцзы недалеко от Уханя в сопровождении толпы народа. Там вошел в воду и проплыл пятнадцать километров. Пусть на самом деле семидесятидвухлетний старик всего лишь барахтался в огромной пластиковой ванне, которую тащили за собой сотни пловцов. Рядом плыли тысячи восторженных поклонников, на берегу наблюдали зрелище сотни тысяч. «Если кто-то в ближайшее время будет говорить, что я нездоров, не верьте им – я в прекрасной форме», – заявил Мао Цзэдун, выходя на берег[155].

В итоге пленум прошел, но только через месяц. Из ста семидесяти «прагматиков» в ЦК осталось не более восьмидесяти. Остальные были заклеймены как «предатели», «ревизионисты», «лица, поддерживающие тайные связи с заграницей», или попросту убиты хунвейбинами. Над входом в зал заседаний висел свежий плакат «Огонь по штабам!». В зал «для кворума» ввели команду хунвейбинов, размахивающих красными книжечками. Итог не заставил себя долго ждать, сентябрьский пленум тысяча девятьсот шестьдесят пятого года полностью одобрил все мероприятия культурной революции.

Восьмого октября тысяча девятьсот шестьдесят пятого года Председатель Мао, надев на рукав красную повязку первого «красногвардейца», приветствовал на площади Тяньаньмэнь многомиллионную демонстрацию хунвейбинов. Его победа была полной. Рядом, но чуть позади, стояли новые члены политбюро.

Премьера Чжоу Эньлая отправили перевоспитываться на тракторный завод в Цзянси. От тюрьмы его спасли только огромный авторитет среди военных и заступничество Се Фучжи. Бывший премьер работал на заводе слесарем, а его жена зачищала шкуркой шурупы. Словно бы в издевательство, ему предоставили в пользование маленький приусадебный участок.

Ден Сяопин был арестован и заключен в тюрьму и умер там в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом из-за допросов и плохого медицинского ухода[156].

С энтузиазмом поддержавшего культурную революцию командующего армией Китая Линь Бяо избрали в Постоянный комитет Политбюро ЦК и официально провозгласили преемником Великого кормчего.

Серьезно возвысился Кан Шэн, начальник внешней разведки КНР[157]. Именно он в критический момент сумел организовать «случайную» расправу над Лю Шаоци, что резко снизило противодействие «рабочих групп» и позволило отрядам хунвейбинов одержать решительную победу в Пекине. В дальнейшем, благодаря интригам и устранению политических противников, он занял в ЦК КПК третью позицию, возглавив по совместительству Внешнюю разведку Шэхуэйбу (аналог КГБ).

Из-за неожиданного недоверия Председателя Мао к Чжоу Эньлаю повышение получил его заместитель, маршал Чэнь И[158]. По совместительству – министр иностранных дел КНР. Он был введен в состав Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК и занял там почетное последнее место, пропустив вперед Чэнь Бода и Цзин Цзянь.

Оставшись без руководителя, твердый как кремень военный с сорокалетним партийным стажем поначалу растерялся. Но после того как хунвейбины осадили здание МИДа с лозунгами: «Заживо сожжем Чэнь И!», «Разобьем собачью голову Чэнь И!» – признал свои многочисленные ошибки. Хотя происшедшее не помешало ему и дальше упрямо защищать «старую гвардию». Тем не менее этого оказалось вполне достаточно, Великий кормчий запретил революционным массам вторгаться в работу министерства.

С таким политическим багажом за плечами Китай более чем на десятилетие пустился в одну из самых разрушительных авантюр в истории цивилизации. Если не учитывать масштаб личности Мао Цзэдуна, можно было сказать, что к власти пришла военно-полицейская хунта. Отношения с СССР, в том числе транзит военных грузов во Вьетнам, о которых в феврале шестьдесят пятого договорились Косыгин и Эньлай, практически прервались. Что было неудивительно, если учесть, что премьер и глава МИДа являлся явным «ястребом», а все Политбюро КПК смотрело в рот Председателю и считало происходящее в Советском Союзе победой контрреволюции.

Очередное августовское заседание Президиума ЦК КПСС начиналось вполне традиционно. К одиннадцати часам все участники собрались в бывшем сталинском кабинете, за огромным, крытым зеленым сукном столом с закругленными углами[159]. Никакого формализма или помпезности, минимальный официоз создавала только писавшаяся от руки краткая (и совершенно секретная) стенограмма.

Тяжелые деревянные панели стен в некрупный квадрат, шторы с оборками на широких низких окнах, высокий потолок с простоватой люстрой, пестрый ковер, который выбрал Сам… Шелепину казалось, еще немного, и опять раздадутся мягкие неровные шаги прогуливающегося за спиной великого вождя. Потянет запахом табака от его знаменитой трубки, прозвучат слова с гортанным кавказским акцентом. Александр Николаевич не торопился унимать воображение, щекочущая нервы острота «безопасного страха» кидала разум на качественно иной уровень восприятия. От этого свет делался чуть ярче, слух улавливал малейшие оттенки интонаций, пальцы были готовы играть с «записочками» соратников едва ли не сами по себе.

Поздно вечером, когда основная повестка дня уже была исчерпана (а это добрые полсотни вопросов почти по всем ведомствам!) и все вызванные на заседание разошлись из соседнего зала, пришло время самых сложных, внутренних вопросов. Председательствующий Леонид Ильич кратко разъяснил ситуацию с письмом первого секретаря ЦК КПУ Петра Ефимовича Шелеста от 2 августа 1965 года[160].

В нем Шелест критиковал Минвнешторг и предлагал предоставить Украине право выступать самостоятельно на внешнем рынке. Объясняя, что на международных форумах многие страны, которые не торгуют с Советским Союзом, обращались к украинским представителям с предложениями заключать торговые соглашения напрямую. При этом они ссылались на высокий международный престиж Украины как одной из стран – учредителей ООН.