Читать книгу "Министерство мокрых дел - Владимир Гриньков"

– За сутки?

– За двое.

– Благодатные места, – вынужден был признать я очевидное. – Они здесь еще не знают, что сколько стоит. Еще не понаехали дачники. И все здесь по-простому, по-домашнему.

– Быстро научатся, – сказала Ольга. – И оглянуться не успеешь.

Мы сели в машину. Старик пошел вперед, показывая дорогу.

– Трусики-то ты мне отдашь? – спросила Ольга.

Я выдернул из кармана белый матерчатый комок. Из окна ближайшего дома на нас смотрела женщина. Ольга смутилась и спрятала комок в перчаточный ящик.

* * *

Воскресенье выдалось солнечным, но не жарким. Мы проспали до обеда, потом бабушка Анюта накормила нас блинами. От парного молока мы отказались.

– Потому и худые такие, – сделала заключение бабушка Анюта. – Не пьете парного. На городском своем молоке совсем отощали.

Мы ушли из деревни. Миновали казавшееся поначалу бескрайним поле, вспугивая шмелей и суетливых птиц. Дальше тянулся небольшой лес, но мы не стали в него углубляться, а расположились на опушке, где изумрудная трава переливалась под солнечными лучами. За нечастыми деревьями виднелось поле, по которому мы только что прошли, а за ним темнели крыши деревенских изб. Облака набегали на солнце, закрывая его на время, и тогда все вокруг меняло свой цвет.

– Не верится, что есть такая жизнь, – задумчиво сказала Ольга.

Покусывала травинку и смотрела куда-то вдаль.

– Как будто время остановилось. В Москве за последние десять лет все перевернулось с ног на голову, а здесь об этом даже не догадываются.

– Скоро все изменится. Заповедник прекратил свое существование.

– Какой заповедник? – не поняла Ольга.

Здесь было военное хозяйство. Жизнь текла так же, как и десять, и двадцать лет назад. Ни дачников на иномарках, ни сумасшедших долларовых цен за аренду дома на лето. Теперь военных нет. Ушли. И очень скоро сюда придет другая жизнь. Та, московская. Со своими нравами и своими деньгами. И местные жители за несколько месяцев пройдут тот путь, который мы все прошли за десятилетие.

– Жалко их, – со вздохом сказала Ольга.

– Почему? – засмеялся я.

– Лучше бы они жили как прежде.

– Ты хочешь лишить их той жизни, которой живешь сама?

– Мне не нравится моя жизнь, Женя, – сказала Ольга совершенно серьезно. – Наша нынешняя жизнь… Если честно, я хотела бы вернуться в прошлое.

– Шутишь?

– Нисколько. Мне там было лучше. Перемены – это всегда плохо. Жизнь ломается.

Ей было неуютно жить, я это видел.

– Антон бы уже, наверное, писал докторскую диссертацию. Преподавал бы, само собой. И я бы тоже преподавала.

– Ты и сейчас преподаешь.

– Это не то. Вернись на десять лет назад и вспомни, что такое был преподаватель вуза.

У нее была депрессия. Случилось то, что случилось, и ей было очень тяжело сейчас. И она обращалась мыслями в прошлое. Туда, где все мы были моложе и беззаботнее, и ей казалось, что там-то и осталась ее настоящая жизнь.

Я привлек ее к себе.

– Сейчас ведь тоже неплохо, – попытался я раскрыть ей глаза на действительность. – Мы лежим в теплой траве в миллионе километров от всех, кто нас знает. Мы сами по себе, мы существуем только друг для друга.

Ольга прильнула и едва слышно прошептала:

– Рядом с тобой все представляется простым и легким…

Пауза. Вздох.

– Но даже это меня тревожит.

– Почему?

– Потому что так же легко мне было рядом с Жихаревым.

Она жила в постоянном ожидании беды. Только теперь я это понял.

* * *

В этом магазине я оказался впервые в жизни. «Продукты». Тысячи раз проезжал мимо, но не было надобности заходить. И вот зашел. Понадобилась коробка конфет.

Небольшой зал. Два продавца и кассир. И почти нет покупателей. Конфеты во втором отделе. Множество коробок самых разных.

– Здравствуйте!

Я поднял голову. Продавец улыбалась мне как старому знакомому – у нее было совершенно счастливое выражение лица. Я улыбнулся в ответ.

– Вы не узнаете меня?

– Если честно – нет.

Хотя ее лицо уже казалось мне знакомым.

– Вы приходили к нам на вечер выпускников. Вас Антон Боярков привел. Помните?

Теперь я вспомнил. Она сидела рядом со мной. Мы разговаривали с ней о Жихареве. Она еще сказала в тот раз, что, если бы не реформы, быть бы Жихареву вполне заурядной личностью при его-то безалаберности.

– Вы здесь работаете?

– Уже пять лет.

– Нравится?

– Разве сейчас работают там, где нравится?

Вопрос, на который никто никогда не требовал ответа.

– Я сегодня в гости иду. Заехал вот к вам за конфетами.

– Вот эти возьмите.

– Наши? Может, лучше импортные?

– Запомните, наши конфеты лучше, – сказала женщина уверенно.

– Вы на этом настаиваете?

Она засмеялась и сказала вполголоса:

– За пять лет я их все перепробовала. Так что слушайте, что я вам говорю. – Она выложила передо мной роскошную коробку. – Вот. Краснеть вам не придется.

– Деньги в кассу?

– Да.

Я пошел к кассе. Девушка-кассир, до сих пор молча наблюдавшая за нашим разговором, спросила:

– Вы Колодин?

– Нет. Я его брат. Двоюродный.

Смотрела на меня во все глаза. Не знала, верить или нет.

Я вернулся за конфетами.

– А ко мне приходили из милиции, – неожиданно сказала продавец. – Интересовались.

– Чем? – не понял я.

– Шмыговым нашим. Он с нами вместе учился в институте.

Я лишь кивнул в ответ, не зная, зачем она мне это рассказывает.

– Это как-то связано с той историей. Ну, когда банк ограбили.

– Неужели? – проявил я запоздалый интерес.

– Да. Мне так показалось, по крайней мере. Потому что сначала они допытывались про Шмыгова, а потом про Костю стали спрашивать.

* * *

Я спросил о Шмыгове у Ольги, когда вез ее вечером домой. Спросил и не услышал ответа. Обернулся. Ольга сидела, глядя прямо перед собой на дорогу, и по лицу ее было заметно, что упоминание об этом человеке ей неприятно.

– Почему ты о нем у меня спрашиваешь? – произнесла она наконец.

– Так просто.

Пришлось рассказать. Ольга выслушала мое повествование с каменным выражением лица.