Читать книгу "Паразиты - Дафна дю Морье"

— Я приехал в чем был, — сказал он. — Оставил их продолжать репетицию, сказав, что кое-кого надо отвезти в больницу.

— Но это неправда, — сказала Мария, забираясь вместе с Кэролайн в машину.

— Можно сделать так, что будет правдой, — сказал Найэл. — Мы можем отвезти в больницу Кэролайн и оставить на день в детском отделении.

— Ах нет, — встревожилась Мария. — Чарльз может узнать. Ни в коем случае. Подумай обо мне. Какой позор.

— Так что же делать?

— Не знаю. Просто поедем куда-нибудь.

Найэл нажал на стартер, и машина рванула с места. Это был старенький «моррис», который когда-то принадлежал Фриде. Найэл вел машину из рук вон плохо; она двигалась резкими рывками, то слишком быстро, бросаясь из стороны в сторону, то медленно ползла посреди дороги. Найэл не понимал сигналов полисмена.

— Этот человек… — сказал он. — Почему он делает мне какие-то знаки? Что он имеет в виду?

— Думаю, тебе следует извиниться, — сказала Мария. — По-моему, ты едешь по встречной полосе.

Машина то врезалась в гущу движущегося транспорта, то выныривала из нее. Прохожие кричали ей вслед. Кэролайн, которая мгновенно замолкла, как только мерное движение коляски сменилось новым, прерывистым и нервным, снова заплакала.

— Ты ее любишь? — спросил Найэл.

— Не очень. Но полюблю позже, когда она начнет говорить.

— Она похожа на лорда Уиндэма, — сказал Найэл. — На каждый день рождения я буду дарить ей часы, как другие крестные отцы дарят жемчужины.

Кэролайн продолжала кричать, и Найэл сбросил скорость.

— Дело в темпе, — сказал он. — Ей не нравится темп. Вот что я тебе скажу: надо спросить совета.

— У кого?

— У какой-нибудь милой, скромной женщины. Поблизости должна оказаться хоть одна милая, скромная женщина, у которой куча детей и которая сумеет дать дельный совет, — сказал Найэл.

Он внимательно посмотрел направо, налево, затем, вынуждаемый потоком попутных машин прибавить скорость, свернул на забитую транспортом улицу. По обеим сторонам тянулись бесконечные магазины, на тротуарах бурлили толпы народа.

— Вон та женщина с корзинкой, — сказал Найэл. — У нее приветливое лицо. Что, если спросить ее?

Он остановил машину, протянул руку перед Марией и, опустив окно, окликнул проходящую мимо женщину.

— Извините, — сказал он, — не могли бы вы подойти на минуту?

Женщина обернулась, на ее лице было написано явное удивление, и вблизи оно казалось не столь приветливым, как на расстоянии. Один глаз у нее слегка косил.

— Эта дама не знает, что делать с ребенком, — сказал Найэл. — Он не перестает плакать. Не будете ли вы любезны и не поможете нам?

Женщина внимательно посмотрела на Найэла, затем перевела взгляд на Марию и заливавшуюся во все горло Кэролайн.

— Прошу прощения? — сказала она.

— Младенец все плачет и плачет, — объяснил Найэл. — Никак не может остановиться. И мы не знаем, что нам делать.

Женщина густо покраснела. Она решила, что это какая-то нелепая шутка.

— Я бы не советовала вам дурачить людей подобным образом. Здесь недалеко стоит полисмен. Хотите, чтобы я его позвала?

— Нет, — сказал Найэл. — Конечно, нет. Мы просто подумали…

— Бесполезно, — прошептала Мария. — Поезжай дальше… поезжай.

Она высокомерно кивнула женщине, которая отвернулась, издавая возмущенные восклицания.

Найэл дал газ, и машина рывком устремилась вперед.

— Что за мерзкая баба, — сказал он. — Во Франции такое не могло бы случиться. Во Франции нам предложили бы целый день посидеть с ребенком.

— Мы не во Франции, — сказала Мария. — Мы в Англии. Такое отношение типично для этой страны. Вся эта шумиха по предупреждению жестокого обращения с детьми и вместе с тем не найти никого, кто помог бы нам успокоить Кэролайн.

— Поедем на Милл-Хилл, — сказал Найэл, — и оставим ее у Труды.

— Труда рассердится, — возразила Мария. — И скажет Селии, Селия — Папе, а там не успеешь оглянуться, как об этом узнает весь «Гаррик». Ах, Найэл…

Она прильнула к его плечу, он обнял ее левой рукой и поцеловал в голову: машину тем временем бросало из стороны в сторону.

— Мы могли бы бесконечно ехать на запад, — сказал Найэл. — Сейчас мы движемся в сторону Уэльса. Возможно, тамошние женщины умеют ухаживать за детьми. Что, если нам отправиться в Уэльс?

— Я знаю, почему матери оставляют своих младенцев в магазинах, с тем чтобы их кто-нибудь усыновил, — сказала Мария. — Они не в силах вынести нагрузку.

— Не оставить ли нам Кэролайн в магазине? — спросил Найэл. — Не думаю, чтобы Чарльз стал особенно возражать. Разве что из гордости. Дело в том, что ни один человек, если он в здравом уме, не будет в восторге от Кэролайн в этом возрасте. Возможно, через несколько лет, когда она совершит свой первый выезд в свет.

— Чего бы я не дала, чтобы это уже случилось, — сказала Мария.

— Пышные перья и прочее, — сказал Найэл. — Никогда не понимал, что это дает. Несколько часов кряду проторчать на Мэле.

— Зато какое пышное зрелище, — сказала Мария. — По-моему, это прекрасно. Почти так же, как быть королевской любовницей.

— Не вижу ни малейшего сходства, — сказал Найэл. — Подъехать к дворцу в наемном «роллс-ройсе», как ты в прошлом году, да еще с леди Уиндэм, которая как приклеенная ни на шаг не отстает от тебя…

— Я наслаждалась каждой минутой… Найэл?

— Что?

— Я вдруг кое о чем подумала. Давай остановимся около следующего «Вулвортса»[59]и купим Кэролайн соску.

— А что это такое?

— Ну знаешь, эти ужасные резиновые штуки, которые всовывают в рот простым детям.

— А их сейчас делают?

— Не знаю. Можно попробовать.

Найэл сбавил скорость и, пока машина двигалась вдоль тротуара, внимательно приглядывался к витринам, пока не увидел один из магазинов фирмы «Вулвортс». Мария вышла из машины и скрылась за дверью магазина. Когда она вернулась, лицо ее сияло торжеством.

— Шесть пенсов, — сказала она. — Очень хорошая резина. Красная. Девушка-продавщица сказала, что у ее сестренки дома есть такая же.

— Где она живет?

— Кто?

— Сестренка. Мы могли бы отвезти туда Кэролайн, и ее мать присмотрела бы за обеими.

— Не говори глупостей… А теперь смотри. — Мария очень медленно всунула соску в рот Кэролайн. Соска подействовала как своеобразная затычка — Кэролайн принялась громко сосать и закрыла глаза. Плач, как по волшебству, прекратился.