Читать книгу "Хроника отложенного взрыва - Феликс Меркулов"

— Не горячитесь, — спокойно произнес голос. — Это недостойно профессионала.

«Это ФСБ, кто же еще. Головачев их человек. — Мысли Михальского неслись со скоростью молнии. — Операция «Мясник». Гольцов рассказывал, что к нему подходил какой-то Рымарь… Это звонит он сам или его человек. Больше некому».

— И что же ты хочешь? — спросил Михальский.

— Думаю, вы знаете.

— Давай еще в отгадалки поиграем! Говори, пока я не послал тебя куда подальше.

— Вы не в том положении, чтобы так разговаривать.

— Я сейчас тебя поставлю в такое положение, что ты вообще не сможешь разговаривать.

«Как он грубо!» — с неприязнью подумала Ксения. И вместе с тем ей очень хотелось снять трубку, чтобы послушать разговор. Но было неудобно и боязно.

— Если вы не прекратите проявлять нездоровый интерес к делу Белугина, — чувствовалось, что звонивший тоже стал заводиться, — то как раз в такое положение поставят и вас, и вашу девушку!

В трубке послышались короткие гудки.

Гольцов положил документы в сейф, собираясь уходить. Два раза провернул в замке огромный ключ с ушами, как у Чебурашки. Не успел положить тяжелую связку в карман, как на столе зазвонил телефон внутренней связи. Георгий вздохнул и поднял трубку.

— Зайди к шефу, — услышал он голос секретарши Зиночки.

«Всегда рад», — мысленно с грустью произнес Георгий.

— О, явился… — Полонский оторвался от документов. — Проходи.

Ничего хорошего подобный тон шефа не обещал. Гольцов остановился возле стола начальника и собрался, готовясь к сложному разговору. Хотя пока не понимал, чем мог прогневать Полонского.

— Садись, чего стал? — Генерал показал рукой на стул. — В ногах правды нет.

Георгий молча сел и вопросительно посмотрел на шефа, перебирая свои последние дела.

— Как продвигается дело Белугина? — тяжелым, словно надвигающийся пресс, тоном спросил Полонский.

«Ах вот оно что», — подумал Георгий и ответил:

— Да пока никак.

Он решил, что еще рано рассказывать про Полуяхтова. Опрос Моравека шеф не читал. В справку, подготовленную по итогам командировки в Прагу, Гольцов не включил данные о фирмах, в которых просматривался след Полуяхтова. «Соберем всю информацию, проанализируем, там видно будет», — рассуждал Георгий, возлагая большие надежды на Войтека, звонка от которого ждал со дня на день.

— Мне тут звонили, спрашивали: вашему сотруднику что, нечем больше заниматься? — грозно произнес шеф.

— Но у нас же с вами была договоренность.

— Какая договоренность? — Полонский грозно посмотрел на Гольцова. — Я тебе не разрешал. Я лишь закрывал глаза, пока ты действовал не в ущерб работе.

— Я нанес ущерб?

— Какого черта ты прешься в тюрьму?

— Заславскому плохо. Я хочу его проведать.

— Знаешь, как это называется? Использование служебного положения в личных целях. Мне уже звонили из ГУИНа,[5]из ФСБ. Все интересуются: давал ли я задание своему сотруднику встретиться с Заславским в СИЗО. Почему ты сразу мне не сказал?

— Боялся, что не разрешите.

— Правильно боялся. Но это не давало тебе права действовать в обход меня.

— Я понимаю. — Гольцов склонил голову.

— Молодец, что понимаешь. Тебе было мало предупреждения после запроса в ФСБ? Захотел неполное служебное соответствие?

— Готов принять любое ваше решение. — Гольцов нисколько не обиделся на шефа. За попытку решить важную проблему через голову начальства это было бы еще мягкой карой.

При всей симпатии к Гольцову Полонский обязан был примерно наказать подчиненного за это прегрешение. Во-первых, всякий большой и малый начальник должен пресекать (желательно — жестко) подобные вещи. Иначе он скоро перестанет быть начальником. Во-вторых, узнай кто наверху, что Полонский посмотрел сквозь пальцы на подобные выкрутасы, по шапке попало бы уже самому Полонскому.

Так что Гольцову действительно оставалось только сказать «есть», расписаться за взыскание и порадоваться, что у него такой хороший начальник…

— Я сказал, что в курсе, — спокойно произнес Полонский. — Поэтому добро на встречу с Заславским ты получишь.

— Спасибо. — У Гольцова отлегло от сердца.

— А что мне было сказать: извините, у меня неуправляемые подчиненные, они творят что хотят и плюют на начальство? — жестко произнес генерал. — Так что не обольщайся. Я не из любви к тебе сказал… Да, и еще. Какие документы у тебя просит ФСБ?

От неожиданности Гольцов даже растерялся. Он раскрыл было рот, но ничего так и не сказал… Полонский усмехнулся и произнес:

— Соседи пожаловались, что ты отказываешься предоставить какие-то важные документы, имеющие отношение к убийству Белугина. Что ты там раскопал?

«Кто именно пожаловался? Костя или Брайчук?» — терялся в догадках Георгий. Решил, что все-таки Костя.

— Некоторые материалы, с которыми работал Белугин перед смертью.

— Молодец, — спокойно отметил генерал. — Но не шути с этим. Они могут закатить серьезный скандал: ты отказываешься предоставлять доказательства по важному делу, которое к тому же не входит в твою компетенцию. Вот как они это могут подать. И не отвертишься ведь. Да еще припишут самодеятельность: кто дал тебе право заниматься этим делом?

— Пусть пришлют официальный запрос. — Гольцов чуть развел ладони, словно показывая длину чего-то небольшого. — Но ведь они не пришлют. Мне показалось, что они сами занимаются этим не вполне официально.

— Знаешь, что надо делать, когда кажется? Креститься! Мы с тобой не на базаре, чтобы решать: кажется — не кажется. Напоминаю, если ты забыл: мы сотрудники Интерпола. Знаешь, что это значит?

— Знаю, мы не Джеймсы Бонды — мы чиновники.

— Правильно. Значит, и мыслить ты должен как чиновник. Попала в руки бумажка? Подшей ее, оформи как положено, дело заведи, чтобы никто тебя не мог взять за… Ну ты понимаешь.

— Понимаю. — Георгий кивнул.

— Это бюрократия. От нее никуда не деться. Девяносто процентов нашей работы — работа с бумагой. Бумага — это ого-го какое оружие. Она может придавить тебя, как могильная плита. А может вознести. Опасно недооценивать бумагу. Не дай бог, она на тебя обидится: будет мстить и тебе, и детям, и внукам твоим. Одна вот такая бумажка… — Полонский поднял со стола и показал Гольцову стандартный лист с угловым штампом: «Согласовано».

— Так я же…

— Что — я? Пытаешься затеять игры, в которых не смыслишь ни хрена. Если чекисты пришли к тебе, будь спокоен, они уже трижды все оформили на бумаге так, что не подкопаешься. Это как паутина — чем больше ты будешь дергаться, тем сильнее она тебя опутает. Так что в следующий раз, когда они к тебе подойдут, не дергайся, а отдай эти документы. И сделай так, как они попросят. Понял меня?