Читать книгу "Иномерники - Николай Басов"

«Девушка, – отозвался Пачулис, – ты не модерируешь, ты почти заменила все аккумуляторы, даже те, что на машине Авдотьи». «А ведь точно, ты связь с Колбри не утратила, – добавил Пресняков, – а мы обычно теряем контакт еще перед ангелами».

Ромка с удивлением обнаружил, что примерно этого и ожидал. Или надеялся, что так будет. Почему-то ему представлялось, что для Ада потребуется куда больше мощности и силы, чем здесь, у голубого горизонта. Или они уже частично вошли в Рай? Этого он не понимал, дурацкая его расхлябанность, неумение ориентироваться тут продолжали играть с ним злые шутки. Втайне, не позволяя себе думать об этом отчетливо, он даже полагал, что просто не справляется. И это тем более заметно, поскольку Гюльнара, оказывается, поддерживает связь с техподдержкой, с башней, с Колбри. «Уж там-то все видят, – мрачно думал он, – определенно видят».

«Кто мешает? – спросила вдруг Авдотья. – Кто мурлычет какую-то музыку?» И действительно, кто-то определенно напевал нечто похожее на симфонию, многоголосо, с очень хорошо поставленным звуком разных инструментов и довольно странными переливами… Так бывает, если музыкально образованный человек, а таких в обоих экипажах было трое, а то и четверо, начинал внутренне озвучивать что-нибудь из музыкальных своих воспоминаний, тогда это становилось похоже на работу пусть и небольшого, но все же организованного оркестрика.

Ромка прислушался. И непроизвольно добавил свои музыкальные интонации. Только его тема определенно прозвучала флейтой или даже переливчатой свирелью… Но явно не кларнет, звук этого инструмента он бы узнал, пусть все тут было искажено, как-то переиначено, хотя получалось, в общем-то, неплохо, для любительского исполнения, конечно. «Прекратить!» – рявкнула почти в голос Авдотья.

«Так это же не мы, тут само звучит», – попыталась оправдаться Генриетта, ее сигнал сейчас читался слабовато на оркестровом фоне. Тогда Авдотья взяла себя в руки: «Мы и так почти потеряли направление и скорость…»

А вот договорить она не успела, потому что сдерживающее их построение ангелов вдруг пропало, разом, будто их и не было. И машину выплюнуло… в другое пространство. Это было похоже, как если бы они пробовали совершить субатмосферный антигравитационный полет у себя, над привычной Землей. Ромка даже звезды какие-то различил в стороне. Тогда он огляделся по всей сфере, которую демонстрировали в его шлем камеры, установленные по всей внешней броне их параскафа. Точно, ангелов не было, они пропали, а вот звезды… Они были привычными, и пусть он не был продвинутым знатоком астрономии, но все же узнал созвездия Лебедя, Волосы Вероники и обоих Псов.

А внизу засветилось зеркало здешней Земли. Оно сначала мерцало, потом налилось почти привычной голубизной, потом… стало окончательно узнаваемым. Хотя до него, до этого зеркала их материнской планеты, было далеко, очень далеко. А вот Луну он почему-то мог рассмотреть лишь как очень неясный и смутный объект, немного отличающийся от размазанного и далекого костерка над речкой или… или на морском берегу. Да, почему-то понимание морского берега было тут сильнее, должно быть, в этом пространстве не ощущалось движения, не было течения воды, которое подразумевалось даже в солидных речных водохранилищах, лишь чуть уступающих морям.

«А вот дальше мы продвинуться сегодня вряд ли сможем», – отчетливо подумала Данута. Как это она определила, было непонятно. Тогда и Ромка попытался смотреть внимательнее, потому что для этого его сюда и притащили, для этого он тут и оказался.

Хотя, вообще-то, было не совсем понятно, сама Данута так подумала или это каким-то образом придумали все, а она лишь сформулировала. В общем, это было непросто, с этим следовало разбираться, как он привык раньше – строить модели, проверять их по пси-записям, сопоставлять, подбирать варианты даже не основных поведенческих моделей, а их нюансы, выделывать эдакий узор, каким и было общее пси-поведение всех иномерников, включая даже Колбри. Когда-то у него это отлично получалось, вот и теперь он отчего-то решил, что так, как это выходило у него, Мире не суметь. Может, потому-то они так далеко и продвинулись, в общем-то, за короткое, не очень долгое время?

Но теперь следовало все делать иначе, ему надо было смотреть и… сопоставлять иные модели, иные варианты и совсем иную реальность, вовсе не пси, а почти миропорядок, который был им, людям, ныне постижим. Смотреть ему было неприятно, даже больно, только это была не физическая боль, а какая-то иная, может быть, душевная? «И почему продвигаться вперед, завоевывать нечто прежде неизвестное всегда больно», – подумал он, но ответа, разумеется, не ждал. Не надеялся, что к нему придет хотя бы намек на ответ.

Понемногу боль улеглась или стала менее заметной. Лишь тогда он обратил внимание, мельком, особенно уже не фиксируя, – как говаривал когда-то один из его тренеров, что оба экипажа, а может, и вся техподдержка следит за ним. Фигурально выражаясь, ребята дыхание затаили, пробуя понять, что и как протекает в его восприятии. Это могло быть любопытным – отслеживать их поглощенность его скромной персоной, но все же… следовало заниматься другим.

Он стал смотреть по-настоящему, в полную силу. Мир виделся таким, каким предстает из близкоорбитального космоса. Планета наблюдалась не вся, а лишь краем, да и то весьма расплываясь во мраке, словно бы видимая ее часть была лишь мороком, миражом, а прочего всего и вовсе не было… Кстати, уж не приходят ли к нам миражи из других измерений? Ведь есть же, как считают парапсихологи разные, хрономиражи? Но опять же, снова и уже в который раз, следовало думать о другом.

В общем, он почти успокоился. Вот только сделался немного иным, словно бы и незнакомым себе же… Скорее всего, он вошел в состояние измененного сознания и теперь мог что-то увидеть на самом деле, ведь не зря же его везли сюда с таким трудом…

И все-таки он не совсем настроился, еще ощущал кое-что постороннее… Например, Гюльнара отличалась от членов обоих экипажей, примерно как маяк отличается от бликов заходящего солнца, не вполне отчетливо, но была в ней некая направленность, строгость и осмысленность луча… Он послал ей мысленную улыбку, своей неимоверной пси-силой она поддержала его, вот ведь молодец!

Вот тогда-то он, что называется, и поплыл, то есть совсем утратил контроль над способностью думать целенаправленно. Ему стало нравиться в этом мире, он довел себя до какого-то необъяснимого состояния внутреннего опьянения, словно от пары хороших стаканчиков очень крепкой водки, не меньше. «Да еще и без закуски», – подумал он и краем соображения решил, что перебарщивать не стоит, с него-то взятки гладки, а ребятам придется еще возвращаться… И что они могут подцепить из-за его квазиопьянения? И что тогда может случиться?.. Да ведь все что угодно может случиться!»

Итак, Рай ему нравится. Но он начинал понимать, что здесь они не смогут удержаться, даже если выстроят убежище глубоко под землей. С их присутствием в этом мире процентов на пятнадцать, не больше, этого не хватало для практической работы. Зато, может, в связи с неожиданной, если не сказать дурацкой, идеей об иномерности миражей, у него возникла уверенность, что они могут появляться тут, прикатывать на каких-нибудь новых, более мощных, чем сейчас у них имелись, параскафах. И сумеют исследовать этот мир, научатся подсматривать за тем, как живут здешние обитатели, иномерные аборигены… Довольно неожиданно в его мышление прорезался чей-то голос, именно голос, а не ментальное послание.