Читать книгу "Сумерки в спальном районе - Владимир Алеников"

И почему это письмо здесь, оно по идее должно быть в училище…

Даша отложила папку. Ком в горле опять сильно вырос, совершенно забил дыхательные пути. Она вдруг почувствовала, что не хочет смотреть дальше, не хочет докапываться, ничего больше не хочет. Зачем только она нашла эту чертову коробочку?

Что теперь будет?

Ей стало страшно. На глазах выступили слезы. Она беспомощно оглянулась, снова уткнулась взглядом в портрет Ван Гога, тут же испуганно отвела взгляд, уперлась в закрытый стенной шкаф.

А что там, в этом шкафу?

Какие тайны он хранит?

Она ведь ни разу туда не заглядывала, ей это и в голову не приходило.

Даша вскочила на ноги, стремительно подошла к шкафу, рванула на себя дверцу. Тотчас же на нее повалился длинный чехол из защитной ткани, тот, в котором Кирилл держал рыболовные снасти. На Кирилла он, помнится, тоже упал.

Она стала запихивать чехол обратно, почувствовала сквозь ткань что-то круглое, толстое, рука еле обхватывала.

Что это?

Даша быстро расстегнула молнию на чехле. Там оказалась лопата. И больше ничего. Вот и все рыболовные снасти.

А где же удочки, спиннинги, сачки… или что там еще полагается?

Она задумчиво рассматривала лопату. Лопата как лопата. Черенок совсем еще новый. К лезвию присохла земля.

Странно.

Если он такой рыболов, как он говорил, то где же все-таки все остальное?

Она вспомнила, как он вскрикнул, когда лопата упала на него. И на ее вопрос, что там, в чехле, сразу же сказал про эти чертовы рыболовные снасти.

Тут-то он почему врал?

Теперь она окончательно все вспомнила. В ответ на ее удивленную реакцию Кирилл тогда сказал ей, что она еще многого о нем не знает.

Что он имел в виду?

Она вдруг почувствовала, что безумно устала. Не было больше сил разгадывать эти бесконечные кроссворды, отвечать на вопросы, на которые все равно невозможно найти ответы.

Даша прислонила лопату к дверце шкафа, отошла к постели, бессильно рухнула на нее.

И почти сразу провалилась куда-то в черную бесконечность.

Через мгновение она открыла глаза, удивленно обнаружила, что в квартире внезапно стало темно. С трудом встала, зажгла свет, подошла к окну.

На улице уже ярко горели фонари. Парковали машины вернувшиеся домой люди.

Сколько же времени она провалялась?

Получается, что почти целый день…

Надо немедленно все убрать!

И в эту самую секунду раздался звук открывающегося дверного замка. Даша обмерла.

Резко напомнил о себе ком в горле. Мгновенно увеличился настолько, что ей поневоле пришлось открыть рот, иначе бы она наверняка задохнулась.

В прихожей хлопнула дверь, раздались шаги, и почти сразу прозвучал веселый голос Кирилла:

— Дашутка, я вернулся! Извини, что поздновато, репетиция затянулась. Но зато у нас вся ночь впереди, правда?

16. Тайник

Еще через несколько секунд он с улыбкой вошел в комнату. Но улыбка эта тут же застыла, потускнела и медленно исчезла. Теперь он смотрел серьезно, даже чуть печально. Разглядывал Дашу, прислоненную к дверце шкафа лопату, валявшийся чехол, рассыпанные по полу документы.

Пауза затягивалась, становилась нестерпимой.

Она собралась с духом, прокашлялась, чтобы хоть чуть-чуть освободить горло.

— Кирилл, я тебя однажды спрашивала, но хочу спросить еще раз. Что случилось с твоим ухом?

— Вот оно что, — вздохнул он. — Я знал, что мы рано или поздно к этому вернемся. Ладно, сядь, я тебе все объясню.

Она послушно уселась обратно на постель.

Он разместился напротив, в кресле, не спеша достал сигареты, закурил.

— Понимаешь, в чем дело… Я не хотел тебе говорить, потому что это все очень странно, даже как-то дико звучит. После того как я показался в театр, Рогова пригласила меня в свой кабинет на разговор. Засыпала комплиментами, предложила сделать квартиру в центре, наобещала бог знает чего. А потом вдруг стала приставать ко мне, представляешь? Целоваться полезла, ну и прочее. Режиссер, говорит, это как врач, доверься ему полностью. Я совершенно не знал, как себя вести. Все-таки худрук, я от нее в полной зависимости. Тем более она мне сразу главную роль предложила, то, о чем я мечтал…

В общем, я сижу в полной растерянности, судорожно думаю, что делать, как ее успокоить, чтобы не обидеть, чтобы дать понять, что для меня она не женщина, а режиссер, и тут чувствую дикую боль. Я за ухо схватился, там кровь ручьем льется. И я смотрю, она что-то жует такими, знаешь, окровавленными зубами! Я даже не сразу сообразил, что произошло. Короче, откусила она мне мочку. И проглотила. Я в полном шоке. А она, знаешь, как ни в чем не бывало… Сказала, что искусство требует жертв. Продезинфицировала мне ухо… Ну и все. Больше мы ни разу к этому не возвращались. Как будто ничего не было. Мне долго пришлось это в себе перебарывать, чтобы нормально репетировать. Я ведь поначалу смотреть в ее сторону не мог…

Но я справился, преодолел себя. Работа есть работа… Терять такой театр из-за этой истории было бы глупо. Но, конечно, это все во мне осталось. Я потому и на панихиду не очень хотел идти. Но теперь я ее прощаю. У каждого большого таланта свои причуды. Вот, собственно, и все. Теперь твоя душенька спокойна?

Он замолчал, глубоко затянулся, выпустил дым.

— Я звонила в театр, — бесстрастно сказала Даша. — Ты там никогда не работал. Тебя не взяли. Зачем ты мне врешь? Что все это значит? Я не понимаю…

Она осеклась, увидев, какую реакцию вызвали ее слова.

Кирилл необыкновенно побледнел, глаза его уставились куда-то в пространство, словно остекленели.

— Ты что, Кирилл? — испугалась она.

Он не отвечал, по-прежнему смотрел в одну точку. Лицо его потеряло всякое выражение, стало совсем пустое.

— Кирилл! — позвала она. И еще громче: — Кирилл!!!

— Ничего, все нормально, — наконец глухо ответил он, с видимым трудом перевел на нее взгляд. — Ну что ж, раз ты так уж хочешь все знать, я тебе расскажу. Я считаю, ты имеешь право на это. Мы ведь партнеры, не так ли?

Даша молча кивнула.

Он начал говорить, сначала медленно, явно преодолевал что-то в себе, потом все оживленней. К концу монолога глаза его уже ярко горели, лицо обрело обычный цвет, на скулах то и дело выпячивались желваки.

— Я выбрал себе очень трудный путь. Очень. Вернее, не так. Это не я его выбрал, это я был выбран. Я очень рано понял, что я — иной, чем все остальные, что я родился артистом. И я всегда знал, что предстоит пройти долгий путь, чтобы я выполнил то, ради чего появился на свете.