Читать книгу "Квант безумия - Сергей Кулаков"

– Я выполнял свое задание, – возразил Роман, чувствуя, как рука Быкова все сильнее сжимает его волосы. – Что бы ты сделал на моем месте?

– Ты такой же, как мы. Если бы ты назвал себя, мы могли бы договориться…

– Что-то я не заметил, что вы любите договариваться. Все, с кем вы имели дело, были убиты. И нападали вы тоже без всякого предупреждения.

– Они – враги! С ними не о чем разговаривать.

– А те, кого вы собираетесь убить газом, тоже все ваши враги?

– А-а… – недобро протянул Сом, отпуская его. – Старик тебе кое-что порассказал, да? Ну еще бы, с двумя-то ампулами пенатола под кожей… Ну-ка, поделись с нами, что тебе удалось из него вытянуть.

– Нечем делиться… Он был очень крепкий человек и не поддавался действию пенатола. Назвал только фамилию Полякова. А потом выбросился из окна.

– Врешь, – спокойно заметил Сом. – Такая доза кому хочешь язык развяжет. Про газ откуда узнал?

– Про газ и так нетрудно было догадаться. Уж больно за кислоту народу много погибло. И спрятали ее куда-то очень старательно.

– Небось знаешь, куда?

– Скажи – буду знать.

– Да на кой тебе? Все равно ты не жилец.

– Тем более – чего тебе бояться? А у меня профессиональный интерес. Шел, шел – да не дошел. Обидно. Хоть перед смертью узнать бы, что да как, все легче на тот свет уходить.

Сом усмехнулся.

– Ловок ты зубы заговаривать. Только не забывай, что здесь спрашиваю я. Что еще сказал тебе генерал?

Роман попытался отрицательно мотнуть головой, но у него ничего не вышло. Голова не двигалась совершенно. Да и говорить ему становилось все труднее и труднее. В глазах расплывалось перевернутое лицо Сома.

– Говорю же, что ничего… Только начали разговор – он и сиганул в окно.

Сом достал нож, приставил отточенное лезвие к набухшему тяжелой кровью горлу Романа.

– Одно движение – и хлынет, как из свиньи… Ну, будешь говорить?

– Давай режь, – сказал Роман. – Тебе же не привыкать убивать беспомощных людей. Это ты умеешь делать хорошо… Хотел бы я посмотреть, чего ты стоишь в деле. Да, видно, кишка у тебя тонка. Палачи никогда воевать не умели…

– Кто это не умеет?

– А что? Если бы генерал не сиганул в окно – черта с два вы бы меня взяли.

– Взяли бы, – усмехнулся Сом. – Просто тебе с бабником-ординарцем повезло – по-тихому влез в окошко. Но потом мы его засекли и о твоем пребывании в доме знали точно. Дом был окружен со всех сторон, так что никуда бы ты не делся.

– Вот я и говорю: только и умеете толпой против одного. Ночью, втихую. А в бою вы ничего не стоите. Да и боя-то настоящего не видели, крысы тыловые…

– Вот пес! – крикнул кто-то, Краб или Рыжий, Роман не смог разобрать.

– Да что ты про меня знаешь? – прорычал Сом. – Да я воюю уже пятнадцать лет. Три огнестрельных ранения, два ножевых. А сейчас я и мои товарищи выполняем особое задание…

– Ну да, видел я твое задание!

– Заткнись! Ты ничего не знаешь! Мы призваны осуществить миссию по спасению России от гибели. Скоро – совсем скоро – произойдет событие, которое уничтожит нынешнее продажное правление и приведет к власти истинных патриотов. И Россия снова станет самым могучим государством в мире.

– Но для этого нужно убить не одну сотню человек?

– Да, мы готовы принести в жертву несколько сотен и даже тысяч человек – чтобы миллионы смогли жить гордо и счастливо.

– Бурные аплодисменты, – усмехнулся Роман. – Очередной съезд КПСС можно считать открытым.

– Да он издевается, Сом! – сказал Краб.

– Ничего, – прошипел Сом. – Им немного осталось над нами издеваться. Десятого мая в стране восстановится власть народа, и вся нечисть будет уничтожена под корень.

Он пружинисто поднялся, не хрустнув ни единым суставом. Хорошая была машина.

– Черт с тобой, не хочешь говорить – не говори. Все равно все, что ты успел узнать, умрет вместе с тобой.

– Пристрелить его, Сом? – спросил Рыжий.

– Да на говно пулю еще тратить? – возмутился Краб. – За Зону его надо живьем кастрировать, а потом выпустить кишки – и пусть подыхает.

– Кастрировать? – оживился Сом. – А это мысль.

Он резко взмахнул ножом, перерезая веревку, – и Роман, не успев сгруппироваться, кулем повалился на пол, больно ударившись плечами и ногами.

От удара и резкого перепада давления он потерял сознание. Но его привели в чувство сильные шлепки по щекам.

– Ну, чего обмороки закатываешь? – донесся до него сквозь звон в ушах голос Сома.

Роман открыл глаза. На языке чувствовался привкус соленого. Это из носа обильно потекла кровь. Он лежал на спине, не в силах шевельнуться, а над ним нависали трое вооруженных громил.

– Слыхал рацпредложение? – спросил Сом, поигрывая многозначительно ножом. – Будешь на том свете главным евнухом.

Рыжий и Краб громко захохотали.

– Попались бы вы мне один на один… – закрывая глаза, сказал Роман. – Шакалы.

– Еще гавкает! – возмутился Краб. – Дай мне его, Сом, я сам его на ремешки порежу.

– Ладно, хорош трепаться, – отрезал Сом, склоняясь над Романом. – Ну, твое последнее слово.

Роман почувствовал холодное острие ножа на своей шее. Он посмотрел в глаза Сому. Теперь он видел его лицо почти нормально. Значит, все закончится сейчас. Жаль, не доведется посчитаться с этим мясником и его подручными.

– Трус, – презрительно бросил Роман, закрывая глаза в знак того, что он больше ничего не желает говорить.

Сом оскалил зубы и занес руку с ножом…

4 мая, Москва, 9 утра

В гостиной громадной квартиры на улице Серафимовича, принадлежащей Семену Игнатьевичу Трофимову, собрались – под невинным предлогом навестить больного – самые доверенные лица.

В широком кресле восседал сам Семен Игнатьевич. Он уже оправился после небольшого простудного недомогания и теперь снова занял почетное место старшего, подобающее ему по годам и занимаемому некогда рангу.

На стульях у стола сидели Петр Петрович Воронин, казалось, еще больше похудевший от забот; Павел Сергеевич Сысоев, гордо державший свои прямые маршальские плечи; Олег Андреевич Маслов, уже разложивший перед собой свою папку. Все они были очень серьезны и деловиты.

– Итак, Павел Сергеевич, слушаем ваше сообщение, – клюнул в сторону маршала своей узкой головкой Петр Петрович.

Семен Игнатьевич согласно наклонил тяжелый череп.

– Сегодня ночью моими людьми взят Морозов, – сказал не без легкой гордости Сысоев.