Читать книгу "Тайна Тихого океана - Игорь Чубаха"

— Кто ж так заворачивает? — скривился Кучин, который в жизни перемотал столько портянок, что хватило бы выстелить экватор, и, взглядом испросив добро, склонился над ногой аксакала, — Здесь загибаем, здесь подтыкаем, а здесь фиксируем. Теперь, когда ткань намокнет, и узел задубеет, твой «валенок» никогда не развалится. — Илья крепко подозревал, что жив, пока присутствует старик. Кажется, Кортес старается перед Угхом выглядеть добреньким.

— Тугжече (Спасибо (непал.)). Ты не соврал, когда сказал, что йети остались под снегом?

— Нет. Все так и было. Давай, перевяжу руку.

— Лишнее, однако. — Угх снял фуражку и вынул из кармана кожаный чехол с витиеватым орнаментом. Извлек золотую иглу и, прошкандыбав к очагу, начал прокаливать ее над чахоточно-блеклыми языками пламени.

Кортес и Кучин заворожено следили за манипуляциями аксакала, будто сговорились дождаться его ухода. Старец на кончик иглы насадил жгут высушенных трав. Зажав другой конец иглы зубами, Угх освободившейся здоровой рукой нащупал одному ему известную точку на темени. Вынул иглу изо рта и погрузил в огонь.

А тем временем ветер снаружи насыщался злобой. Сначала разыгравшийся ветер заставил дверь поскрипывать и покряхтывать. Потом скрип перестал прерываться и постепенно превратился в тягучий всхлип. А далее к этому звуку присоединились голоса всех глоток-коридоров простуженного монастыря. Рождаемый там вой походил на волчий.

— Пришедшие с Запада не знают, — бубнил под нос аксакал, — Что у вершины каждый путник оставляет ценную вещь, клочок одежды, каплю крови или жизнь целиком, как символ перерождения. Хочет путник того или нет, — жгут начал тлеть, и старик медленно ввел кончик иглы в ранее нащупанную точку.[90]Грязные космы, оплавляясь, захрустели, и завоняло паленым волосом.

Кровотечения почти сразу остановилось. Старик вынул иглу, притушил жгут, как хабарик, и спрятал инструмент. Кнут слабо зашевелился, опять издал глухой стон. Угх вынул из-под лавки лыжи. Неловко в охапке поднес их к двери и бросил за порог на снег:

— Я жду тебя у подножия горы, — последние слова, прежде чем отбыть, он адресовал Кортесу.

Кортес взял на прицел излучателя ворочающегося на студеном полу Кнута и натянуто улыбающегося мегатонника:

— Вижу, ты силен в оказании первой помощи. Ну-ка теперь поухаживай за человеком из страны селедки.

Деланно безрадостно Кучин протопал к шведу. И стал хлестать того по щекам, косясь на сапог, но не переставая учитывать, кого ищет раструб «Цейтнота». Между прочим, Илья сумел незаметно обыскать шведа — без толку. Помаленьку Кнут очухался:

— Что это было? — посмотрел он на божий свет воспаленными, мутными глазами.

— Молнии не только убивают, но и дарят людям огонь, — процедил Кортес с насмешкой.

Взгляд возвращающегося в суровую действительность Кнута зацепился за яловую гармошку сапога. И рука шведа сама собой потянулась к вожделенному предмету. Но вместе с сознанием вернулась память. Ингрид… Подлая шлюха!.. Цепляясь за ножку стола, швед поднялся и стыдливо спрятал руки за спину. Теперь про валяющийся сапог он просто-напросто забыл.

Илья демонстративно отступил в угол, чтобы в случае чего опять оказаться в стороне. Если Кортес не попытался лишить мегатонника жизни сразу после ухода старца, значит, отводит Илье еще какую-то роль в своих планах.

— Старый Угх сказал, что ключ в сапоге, — нехорошо улыбнулся Кнуту Кортес, — Неси его сюда. Проверим вместе.

Посмотрев на недвусмысленно нацеленное оружие, Кнут Юргенсен решил не спорить. Отстранено поднял сапог за голенище и с громким стуком брякнул на стол. Далее, подчиняясь подсказке раструба излучателя, отступил на пару шагов. Кажется, сейчас до пресловутого ключа ему не было никакого дела. Другие мысли кипели и плавили мозги Кнуту Юргенсену.

Тут в распахнувшуюся дверь вместе с поднятым снежным вихрем влетел Курт, тряся зажатой в кулаке вырванной с корнем перекидной антенной, и завопил:

— Бгуно пгопал! Бгуно исчез!!! — шнур антенны извивался, будто оживленный проклятием махатм. Курт хлопал малиновыми от удушья губами.

— Что ты несешь?! — патетически зашипел Кортес, впрочем, глядя не на Курта, а на бочком подбирающегося к коллеге угрюмого Кнута. Не забывая сохранять в поле зрения и Илью.

— Бгуно как сквозь землю пговалился, а чегез день испагилась и его секгетарша из Амстегдамского офиса. Полиция на ушах. Высокопоставленные дгузья из пгавящей пагтии на ушах. Акции падают. Надо допгосить этого гусского садиста, откуда он знает пго установку?!

— Вы же сами в пещере проболтались! — почти искренне возмутился Кучин.

— Ингрид, — прошептал Кнут, следя за движениями напарника, как цапля за лягушкой.

— Это гусские! Теперь я точно понял, это КГБ похитило Бгуно и выпытало у него все пго установку! — рука Курта брезгливо отшвырнула антенну прочь, неумолимо скользнула за пазуху и вернулась с заточенным костылем.

Ингрид, — еще тише прошептал Кнут.

— Считаю до трех… — начал Курт Йоханнсон, но не досчитал и до одного.

Потому что на него кошкой бросился Кнут и раскоряченными пальцами вцепился в горло. Хрипы и сопение двоих горных егерей смешались в бескислородный коктейль. Единственное, что дальше шведы сделали дружно, это грохнулись на каменный пол и покатились. Над борцами взвились клочья ваты из курток «Cocon». Это не был поединок суперменов, это была схватка двух обезумевших зверей.[91]

И здесь Илья приметил, как Кортес проворно сунул руку в сапог, выдернул ее, уже сжимающую какой-то пластиковый прямоугольник. И опустил с шулерской ловкостью этот прямоугольник в стоящий за спиной на полке горшок. Так вот для чего он стравил шведов.

Студеный сквозняк взъерошил воротник пальто латиноса. Студеный сквозняк заметался по залу подобно испуганной, попавшей в западню твари. Попытался спрятаться в очаге, но только взвил бакенбарды пепла и запутался в бахроме огня.

Из кучи-малы раздался отчаянный визг. Это Курт пропорол костылем Кнуту бедро до кости. Ледяная сталь пронзила эпидермис, рассекла мышечную ткань и сняла стружку с накостницы. Потом из свалки же хлопнул приглушенный пистолетный выстрел. Это Кнут завладел пистолетом и всадил Курту пулю в кадык. Пуля пробила натянутую кожу, превратила хрящи и мышцы в кашу и застряла в шейном позвонке посреди взбитого в гоголь-моголь спинного мозга.

Весь в клубах пара Кнут встал на ноги, и вид его был страшен. Глаза пылали бешенным огнем. Чело, будто в родинках, в мелких бисеринках мгновенно примерзшей крови. Щека расцарапана, а из распахнутой штанины хлещет кровь, только уже своя.