Читать книгу "Пересуд - Алексей Слаповский"

— Как ты не понимаешь? — спросил Стив с горечью.

Дафну охватили тяжелые предчувствия.

— Как ты не понимаешь? — повторил он. — Явсем сердцем, всей душой хотел прозреть, чтобы увидеть тебя. Я никого так не хотел увидеть, как тебя. Но я хотел увидеть тебя зрячей! Зачем ты это сделала?!

— Прости, — прошептала Дафна. — Ты разочарован? Я оказалась не такой красивой, как ты предполагал?

— Ты намного красивее, чем я предполагал! Ты красивее всех на свете! Но меня мучает мысль, что ты принесла себя в жертву ради меня. Мне это отравляет жизнь! Я хотел, чтобы мы были на равных, эта мечта помогла мне вернуть зрение.

— Я тоже хотела быть на равных. Ты говоришь так, будто я выколола себе глаза.

— А разве нет? Мне объяснил врач, ты сделала это психологически!

Тут вошла Синтия.

— Привет, — сказала она небрежным голосом.

— Привет, — отозвался Стив.

В Дафне все сжалось. Если бы она была зрячей, она бы ничего не заподозрила. Синтия наверняка корректно улыбается, Стив тоже отвечает вежливой улыбкой, это мешает услышать глубинный смысл, заключенный в интонациях их голосов! Зрение обманывает человека! Но сейчас Дафну обмануть было невозможно, она почувствовала, что в голосе Стива не просто приветливость, а в голосе Синтии не приятельская вежливость. Они нравятся друг другу! Они, может быть, любят друг друга.

Что ж, Дафна не будет мешать им. У нее будет свой мир. Только свой. Избавленный от обмана зрячести, горький, но правдивый.

Нет, это как-то слишком грустно, подумала Нина, и обратилась сразу к последней странице.

Вдруг что-то сверкнуло в мозгу Дафны. Ослепило — если можно ослепить слепую. И вдруг сначала контуром, а потом ясно увидела тельце дочери, падающее с качелей. Она вскрикнула, бросилась, подхватила.

(Дочку успела родить, удивилась Нина.)

Стив бежал от дома.

— Господи, — выдохнул он. — Как я перепугался. У тебя великолепное чутье. Лучше, чем у зрячих.

— Да, — сказала она. — Я даже чувствую, что футболку ты опять надел наизнанку. Когда ты был слепым, ты не позволял себе этого.

Стив рассмеялся, но вдруг оборвал смех.

— Постой. Я только что надел ее, ты до меня не дотрагивалась, как же ты…

— Я вижу, — сказала Дафна.

Через час они сидели втроем в лодке. Дафна, опустив руку в воду, поднимала разноцветные кленовые листья и подносила к глазам, будто желая убедиться, что она действительно видит.

А Сара удивительно быстро привыкла к тому, что мама видит. Может, потому, что она и раньше не чувствовала этого недостатка. Но, видимо, ее детскую маленькую головку занимал какой-то вопрос. Она долго молчала, а потом, подняв огромные, голубые, как и у матери, глаза, спросила:

— Как это можно? Не видеть, не видеть — и вдруг раз-два, и увидеть?

— Я просто очень этого хотела, — ответила Дафна.

Господи, какая чушь, подумала Нина, закрывая книгу. Какая глупая и приятная чушь.

Это было до того, как к ним подошли.

Сейчас Нина просто сидела, поглядывая на пальцы Вани, а Ваня продолжал наигрывать.

— Играем? — спросил Маховец.

— Нет, мух ловим, — ответил Ваня.

— Ну, конечно, менты рядом, вот ты и расхрабрился, — сказал Маховец.

Ваня начал негромко напевать, рассеянно, как это свойственно поющим, глядя сквозь пространство, то есть — и сквозь Маховца.

— Не нравится мне, как ты играешь, — сказал Маховец, поднимая автомат. — Иди и поучись.

Ваня продолжал напевать и глядеть сквозь Маховца.

— Ваня… — тихо попросила Нина.

— Парень, перестань! — крикнул Мельчук.

Ване было не просто страшно — он впервые в жизни понял, что означает слово «ужас». Но еще больше он был поражен самим собой — он не ждал такого от себя, он не думал, что так далеко может зайти. И хотел узнать, сможет ли зайти еще дальше.

А для Маховца момент был почти сладостный. Он знал, что все ждут его дальнейших слов, угроз, предупреждений вроде: «Считаю до трех». Но судьба не предупреждает и не считает до трех, она бьет сразу.

И Маховец нажал на спусковой крючок.

Вместо выстрела — пустой звук, что-то вхолостую щелкнуло.

И тут же снизу на Притулова бросился Коротеев, валя его с ног.

Он один знал, что будет: ему было известно, что в автомате нет патронов. Маховец не проверил — он даже не предполагал, что автомат боевого милиционера может оказаться не заряженным. А вот оказался. В кои-то веки польза от нашей нескладицы: когда объявили выезд по тревоге и все бросились в оружейную комнату, оказалось, что автоматы взять можно, а патроны в рожках-магазинах, всегда хранившиеся отдельно, заперты оружейщиком в сейфе. Оружейщик же ушел обедать. Ему звонили — он не взял с собой телефон. Искали второй ключ — не нашли. А начальство торопило. Когда стало ясно, что патроны можно получить только через час, Коротеев плюнул и уехал, надеясь перехватить патроны у кого-нибудь из других групп — взаймы с отдачей. Не получилось, не успел.

Притулов упал. Маховец, быстро поняв, в чем дело, успел ударить прикладом Коротеева по затылку. Милиционер скатился на ступеньки и больше уже не поднимался. А Ваня бросился на Притулова сверху и не давал подняться. Желдаков выхватил у Притулова карабин. Мельчук, Курков и Тепчилин заторопились к свалке — помогать. Петр, Федоров и Личкин беспомощно смотрели — слишком все было неожиданно.

— Что там, что там? — спрашивал Артем Козырева.

— Завалили.

— Кого?

— Сейчас ясно станет.

— Может, посигналить?

— Пока не надо.

Подручными средствами, ремнями, оторванными от сумок, футболками — связали Притулова и Маховца.

Пошли к остальным.

— Не надо! — закричал Личкин. — Я сдаюсь!

— Дурак, — сказал ему Петр, вытягивая руки вперед. Считая себя умным, он предпочел сам показать свою покорность, но поиметь выгоду: пусть свяжут руки спереди, как он подает, а то свяжут сзади, даже нос не почешешь. Но Тепчилин догадался, завел ему руки назад.

Связали и Личкина, и Федорова.

— Ну что, я останавливаю? — весело спросил Артем.

— Погоди, — запретил Желдаков.

— Чего годить-то?

— А того. Их возьмут сейчас и опять в тюрьму, и будут они там опять сидеть. Слишком жирно. Мы их сами тут будем судить сейчас. И расстреляем в порядке самообороны.