Читать книгу "Месть князя - Юрий Маслиев"

Когда друзья вышли во главе со ставшим вдруг суетливо-спешащим капитаном из кабинета, Евгений задумался: «Авантюрная идея Муравьева пока удается. Но капитан-то, капитан!.. Неужели он полный кретин, если без проверки заглотил такую дезу… Но ведь законченных идиотов в НКВД не держат, хотя… на периферии можно всякого ожидать. Где же столько умников сыскать на такую свору палачей!.. Взять хотя бы этого негодяя Коровина. – Он вспомнил, как они с Блюмом казнили Коровиных отца и сына, уже после пропажи Михаила, в подмосковном лесу. – Так этот идиот Егор Коровин умудрился тоже дослужиться до капитана. Хотя он был начальником расстрельной команды, но все же не где-то, а на Лубянке. Чердынцев, правда, не очень похож на дурака, но слушал Муравьева как загипнотизированный кролик удава. Может, Михаил окончательно заматерел со времени нашей последней встречи?! От него всякого можно ожидать».

– Гипнотизер, бля… – Евгений фыркнул себе под нос.

«Хотя… какая-то непонятная сила исходит от моего друга».

Лопатин так вжился в образ липового полковника, что на время и сам поверил в это.

– Станиславский, мать его, – еще раз фыркнул он себе под нос.

«Верю – не верю, – подумал он, – мхатовец хренов…»

Вскоре в кабинете снова появились ушедшие «командиры» в белых овчинных полушубках, перетянутых новенькими портупеями, при кобуре с тетешками на боку.

На Лопатина обмундирования не нашлось. Ему досталась от «щедрот» капитана только несколько маловатая для его головы форменная зимняя шапка со звездочкой. Но в своем неновом тоже белом полушубке, перетянутом портупеей с пистолетом, он вполне сносно изображал старшего командира.

Михаил же, сбривший зэковскую щетину, в командирской форме совершенно преобразился. От него веяло такой силой, стремительностью, уверенностью в праве повелевать, что капитану, глядя на его подтянутую, несмотря на тулуп, фигуру, в его сине-пронзительные, немного жутковатые притягивающие глаза, хотелось вытянуться во фрунт и, подобно царскому служаке-фельдфебелю, рявкать старорежимное: «Рад стараться!», «Есть!», «Так точно!». Он даже один раз в ответ на похвалу Муравьева так и ляпнул – «Рад стараться», – скомкав, правда, под конец окончание и сильно сконфузившись.

Суета в коридоре, в связи с прибытием нового взвода охраны, затихла. Вызванные по телефону в НКВД начальник лагеря Комендантский, заместитель Чердынцева и начальник геологического управления – были арестованы и препровождены в пустующую камеру.

Последний, правда, перед арестом заменил, по приказу Чердынцева, вохровцев в двухэтажном здании геологического управления на бойцов из взвода Култонбаева. Тот своим звериным чутьем уже понял перемену власти и преданно смотрел только на полковника Лопатина, ловя каждое его слово.

Старшина расставлял караулы вместе со своим новым кумиром, чьи огромная фигура, нахмуренные брови, командный бас – внушали ему, да и всей его команде, священный трепет. Не то что этот пискляво-рыхлый рыжеволосый, с короткими блеклыми ресничками, торчащими вокруг глаз, Чердынцев!

«Лопатин – настоящий джигит!» – азиат оценил его умелое обращение с лошадьми, стоявшими в конюшне геологического управления.

Перед этим Евгений выстроил взвод Култонбаева и, в короткой речи известив о напряженной политической обстановке, сообщил, что отныне они должны выполнять только приказы своего командира Култонбаева или его – полковника Лопатина. И хотя речь была несколько невразумительной, но солдаты-азиаты твердо усвоили, что этот огромный батыр – самый большой начальник, и его нужно слушаться беспрекословно.

Тщательно проверив объект, полковник особое внимание уделил складам продовольствия, амуниции, подвалу в самом управлении, где за оббитой металлом дверью хранился золотой песок, доставляемый со всех приисков района. В конце каждого месяца собранное золото под усиленной охраной отправлялось в Магадан, а оттуда – на материк.

Женя только дивился беспечности местного начальства, вспоминая комиссию по экспроприации в Москве, которую он с друзьями «посетил» не без выгоды в 1919 году. Там не только можно, но и нужно было поломать голову. Здесь же огромные ценности охраняли только два вохровца с наганами. Они с удовольствием оставили свой пост, сдав под роспись оружие. «Солдат спит – служба идет» – были их последние слова во время смены караула. Все понимали, что взять золото несложно. Но вот вывезти его на материк… Да что там на материк! Даже доставить его в Магадан, миновав все препятствия по трассе, – невозможно, как невозможно бежать из этого дикого края. Колымская трасса мгновенно перекрывалась охраной. Ну а о морском порте – единственной калитке в большой мир – и говорить нечего. В других же направлениях на тысячи верст вокруг лежала мертвая ледяная пустыня.

Сменив охрану в горном управлении и на складах, Лопатин вернулся в занесенное снегом почти до окон здание НКВД. Морозный воздух, ворвавшийся с ним, клубами стелился по коридору, окутав туманом, как молоком, остатки взвода Култонбаева, ожидавшего приказаний.

Вскоре взвод, вместе со своим командиром, по приказанию капитана Чердынцева, уже двигался сменить охрану лагеря. Вместе с ними, решив проконтролировать действия старшины, в лагерь направился и полковник Лопатин.

Пока все развивалось по плану. Муравьев сам удивлялся своему необычному влиянию на капитана. У любого мало-мальски грамотного офицера уже должно было возникнуть подозрение. В самом деле: посторонние люди, еще пару часов тому назад подозреваемые в шпионаже, распоряжались сейчас в святая святых Чердынцева, можно сказать – в его вотчине, как у себя дома, а он только глупо таращил глаза, с радостью выполняя их распоряжения. Но факт оставался фактом.

Каким-то шестым чувством Михаил, ощущая иногда зарождавшиеся волны недоверия, исходящие от капитана, подавлял их внутренним волевым усилием, пристально глядя в его блеклые глаза. После этого капитан вновь становился как шелковый.

Резкий телефонный звонок в кабинете прервал рассказ Муравьева, по-простецки, в отсутствие полковника, раскрывающего нити «вселенского заговора троцкистов». Рассказ понадобился для того, чтобы прервать очередные поползновения Чердынцева созвониться с магаданским начальством или с коллегами из соседних районов.

– Только после восьми, – постоянно повторяя это, Михаил увеличивал волевое напряжение, глядя ему в глаза. – Только после восьми! Ночные дежурные могут оказаться предателями. Мы не имеем права рисковать. Дисциплина, коммунистическая дисциплина – вот залог успеха! – вдалбливал Михаил капитану.

Телефон позвонил еще раз. Капитан поднял трубку.

– Да! Так точно! – Он протянул трубку Муравьеву. – Вас, – произнес капитан, неотрывно глядя на Михаила.

Звонил Лопатин.

– Миша, все в порядке. Караул на вышках сменили. Сменных заперли в шизо – пусть немного остынут. Приступай.

Волна облегчения прокатилась по напряженным нервам. Операция близилась к завершению. Все шло так гладко, что Михаил ослабил нечеловеческое волевое усилие. Казалось, всего на мгновение, но этого мгновения оказалось достаточно. Смутные подозрения, подавляемые волей Михаила, взорвались в голове энкавэдиста. Увидев хищную, холодную как смерть улыбку своего бывшего подопечного, капитан понял все.