Читать книгу "Доктор Данилов в роддоме, или Мужикам тут не место - Андрей Шляхов"

«Наш пострел везде поспел», — подумал Данилов.

Уселся он, не дожидаясь приглашения, — был уверен, что главный врач не предложит. Отодвинул стул, слегка развернул его и уселся в свободной позе.

Гавреченков плюхнулся в кресло, положил руки на подлокотники, и, словно напитавшись сил, обрушился на Данилова:

— Что вы себе позволяете, доктор? Вы нахамили мне во время конференции…

— Заседания комиссии, — машинально поправил Данилов.

— Без разницы! В ответ на мою критику вы позволили себе демагогические заявления…

— Тогда почему же вы не разоблачили меня прямо там, на глазах у всех?

— Я не намерен превращать заседание КИЛИ в балаган или поле для сведения счетов! — Гавреченков хлопнул ладонью по столу, но на Данилова это не произвело ровным счетом никакого воздействия. — И хочу предупредить вас, что мы, кажется, не сработались!

— Я это давно понял, — ответил Данилов. — Еще во время первой совместной операции.

— Очень хорошо. — Гавреченков помолчал, собираясь с мыслями. Было заметно, что он ожидал другого ответа. — Знаете что, Владимир Александрович, я с удовольствием подпишу ваше заявление об уходе и даю слово, что мои отзывы о вас будут положительными.

— Не сомневаюсь, что вы с удовольствием подпишете мое заявление об уходе, Алексей Емельянович. — В «фоновой» группе на фотографии Данилов разглядел Целышевского, председателя Департамента здравоохранения, и единственную среди заместителей мэра даму, фамилию которой он не помнил. — Но вот в отношении положительных отзывов — сильно сомневаюсь. Да и бог с ними, с отзывами. Я пока не собираюсь увольняться.

— Вам решать, — недобро скривился главный врач, барабаня пальцами по подлокотникам. — Я предложил разойтись по-хорошему.

«Психуй, Емеля, — твоя неделя», — переиначил Данилов старую поговорку.

— Если вы намекаете на народную игру в три строгих выговора и одну статью, то я вам очень, очень не рекомендую. Поводов я вам не дам, а если вы их выдумаете или создадите сами, можете быть уверены — шум выйдет грандиозный.

Данилов с большим удовольствием наблюдал за пыхтящим от ярости главным врачом. Поединок стал напоминать ему айкидо, где сила нападения умело оборачивается против самого нападающего.

— Вам так нравится у нас работать? — удивился Гавреченков. — Вот уж не подумал бы!

— Не очень, — честно признался Данилов. — Но я уйду тогда, когда сам сочту нужным. А не тогда, когда вам этого захочется.

— Алексей Емельянович… — на пороге появилась секретарь.

— Я занят, Ольга Евгеньевна! — отмахнулся Гавреченков.

Дверь тихо закрылась.

— Я не понимаю вашей позиции, Владимир Александрович! — Гавреченков развел руками. — Но — вам решать, вам жить. Можете идти.

— Спасибо, Алексей Емельянович. — Данилов сменил ироничную улыбку на довольную. — Давно ни с кем по душам не разговаривал. Блаженство!

Гавреченков с демонстративной деловитостью зачиркал ручкой в настольном органайзере. От сильного нажима рвалась бумага, но главный врач словно не замечал этого.

— К Алексею Емельяновичу можно войти? — спросила Ольга Евгеньевна вышедшего из кабинета Данилова.

— Конечно, можно, — разрешил Данилов.

«Чем я занимаюсь? — подумал он. — Только и делаю что хамлю главным врачам. Надо бы порыться в руководстве по психиатрии — не описано ли там подобное извращение?»

Против ожиданий никто из коллег не стал интересоваться разговором с главным врачом. Только Вознесенский на ходу спросил:

— Остаешься?

— Остаюсь, — подтвердил Данилов.

И все — не было ни любопытства, ни ободрения, ни тем более порицания. «На „скорой“ было бы иначе», — подумал Данилов и дал себе слово в ближайшую свободную субботу или воскресенье непременно заглянуть на родную подстанцию. И в самом деле, сколько можно — с прошлого года собирается, да все никак не соберется проведать бывших коллег.

Можно было заехать и сегодня — сразу после работы, но Данилов представил себе, как появляется на подстанции в шестом часу вечера с двумя бисквитно-кремовыми тортами в руках. В гараже, разумеется, не будет ни одной машины, а на подстанции — никого, кроме диспетчеров и Елены. Нет, лучше уж с утра — так хоть будет возможность пообщаться с отработавшей сменой.

У него потеплело на душе от картины визита на родную подстанцию. Данилов представил, как он, не торопясь, проходит по гаражу, заходит в диспетчерскую, затем обходит комнаты отдыха, созывая всех на кухню для скорого чаепития. Интересно, многое ли изменилось за время его отсутствия? Да скорее всего, ничего и не изменилось, иначе Елена бы рассказала об этом. Нет, все равно все изменилось. Ведь раньше он был выездным врачом, а теперь — всего лишь гостем. Но все равно приятна даже мысль о том, что надо навестить бывших коллег…

Заканчивая с сегодняшней писаниной, Данилов почувствовал сильную потребность отвести душу в узкой мужской компании.

Полянский, как обычно, долго не отвечал на звонок, но наконец в трубке послышалось его приглушенное:

— Да?

— Привет, мученик науки!

— Привет. — Полянский продолжал говорить тихо. — Что-то срочное?

— Когда освобождаешься? — Данилов понял, что Полянский отбывает время на очередном кафедральном заседании или на очередной конференции.

— В шесть — точно.

— Тогда в полседьмого — на ноге у башки! — Данилов и сам не помнил, когда к нему прилипло это уже не популярное московское жаргонное выражение.

— Буду. — Полянский отключился…

Место, в которое его привел Данилов, Полянскому поначалу не понравилось.

— Вот уж не думал, что в центре Москвы может быть такая дыра, — сказал он, скользнув взглядом по обшарпанным стенам и остановившись на колченогих разномастных стульях. — Ну и ну!

— Зато здесь пельмени лепят сами, а не в супермаркете покупают. — Данилов подтолкнул приятеля в спину. — И есть нефильтрованное пиво. Хорошее.

— Ладно, уговорил. — Полянский снял куртку, повесил ее на спинку одного из стульев и опасливо уселся — стул устоял. — Если уж нефильтрованное…

После пятой порции пельменей, на сей раз начиненных телятиной и грибами, Полянский в сытой истоме откинулся на спинку стула и выдал заключение:

— Это не дурь, Вовка, это объективное следствие твоей работы на «скорой». Ты привык действовать в о-о-чень сжатые сроки, в черт знает каких условиях и тем не менее выходить победителем — вытаскивать своих пациентов с того света за ногу, за руку или еще за что-нибудь. Сейчас же, когда у тебя больше времени на пациентов, пардон — пациенток, и к тому же условия лучше и возможностей больше, тебе кажется, что ты вообще не имеешь права на неудачу. Заметь, я говорю «на неудачу», а не «на ошибку». Эта история с желудочковой аритмией — действительно несчастный случай, а не следствие твоей мнимой халатности.