Читать книгу "Александрия. Тайны затерянного города - Эдмунд Ричардсон"

наши традиции, наши священные тексты, написанные золотой тушью на бычьих шкурах. Враг, злодей, безбожник, Александр Проклятый украл и сжег их… Так пошатнулась традиция, так в мир пришло сомнение, неуверенность, раздоры»[1106].

Сожжение Персеполя прославлялось многими британскими историками. Сэр Мортимер Уилер[1107], стоя на его развалинах, назвал устроенный Александром пожар «путеводной звездой в истории Азии»[1108]. «Изучать то, что последовало за Персеполем, – это изучать два величайших достижения Александра: системную цивилизацию диких восточных областей старой Персидской империи и итоговое появление цивилизационного континуума множества наций и культур между Средиземным морем и Гангом. Этот континуум никогда не был уничтожен полностью»[1109]. Когда археологи начали раскапывать Персеполь, оказалось, что пол дворца покрыт слоем пепла толщиной почти метр. Это и был «цивилизационный континуум» Александра Македонского: пожар и руины.

Через 2000 лет после уничтожения Александром Персеполя парсы Бомбея продолжают рассказывать о событиях того дня. Из поколения в поколение они видят позади Александрова величия тени, невидимые для других. «Ложись спать, – поют в детской колыбельной парсы, – не то тебя заберет Александр».

* * *

В Кабуле «второму Александру» было не по себе. Бёрнс знал, что британская оккупация сталкивается с проблемами. «Не надо было сюда приходить, не надо было никого обманывать лживыми речами», – пишет он[1110]. «Кажется, его задача в Афганистане – получать ежемесячно много денег и давать советы, которым никто никогда не следовал, – пишет историк Джон Кей. – Многим хватило бы и этого. Многим – но не Бёрнсу. Он говорил, что ему нужна ответственность, а при Макнахтене у него не было ее и в помине»[1111]. Бёрнс боялся, что власть Шуджа-Шаха ослабевает, но никто не заботился к нему прислушаться. «Если бы они и вправду хотели правды, то я с радостью ею делился бы, но им подавай согласие, совпадение взглядов; что ж, на это я тоже готов, но моя совесть не настолько растяжима, чтобы одобрять эту династию. Только, мама, оставим это между нами»[1112]. «Молчи, – приказывал он себе, – бери плату, делай только то, что тебе приказывают, и довольствуйся этим. Они принесут в жертву тебя, меня, любого, глазом не моргнув»[1113].

Массон больше года ждал известий о своей книге. В самые черные дни страницы, которые он со всей осторожностью упаковал и отправил с Поттинджером в Лондон в 1840 году, дарили ему надежду. «Я на них надеюсь, они должны обеспечить мне средства на продолжение путешествий», – рассуждал он[1114]. Поттинджер уверял его, что издатель Джон Мюррей примет его под свое крыло. «Для меня было бы величайшим успехом как понимание такого крупного издателя, как мистер Мюррей, – отвечал ему Массон, – так и то понимание, что мои будущие сочинения, переданные в Англию, будут им приняты. Зная о нем только хорошее, я не сомневаюсь, что он поступит со мной по справедливости, как если бы я сам защищал свои интересы»[1115]. Несколькими годами ранее Мюррей заработал целое состояние для Бёрнса; получи Массон хотя бы часть такой суммы, он смог бы вернуться в Афганистан и снова двинуться по следу Александра Македонского.

Рукопись Массона попала в кабинет Мюррея 11 июля 1840 года[1116]. Мюррей возился с ней несколько месяцев и в конце концов отверг ее[1117].

Массон написал душераздирающий протест против вторжения в Афганистан и против людей, стоявших за этим: от его текста волосы вставали дыбом. Оккупация казалась успешной, и ни Мюррей, ни Поттинджер не видели аудитории для такой яростной антивоенной книги[1118]. Узнав в начале 1841 года о решении Мюррея не печатать книгу, Поттинджер написал ему, что Массона это убьет. «Полагаю, я отчасти подготовил его к этому в нашей переписке. С самого начала я указывал ему, что стиль и содержание большей части книги не отвечают вкусам читающей публики нашей страны»[1119]. В разгар британского увлечения Афганистаном Мюррей не позволил высказаться одному из самых резких критиков войны.

Массон ничего этого не знал, пока не попал в Бомбей. Там его не ждали, вопреки надеждам, кругленькая сумма и свеженапечатанные книги: вместо этого он получил письмо с отказом. «Никто из респектабельных книготорговцев в Англии не станет издавать [на свой страх и риск] какой-либо труд с критикой государственных деятелей и принимаемых мер, – объяснили ему. – Они справедливо указывают, что этим занимается ежедневная печать и что в книгах о путешествиях подобная критика неуместна»[1120].

Массон провел в Афганистане больше времени, чем все остальные британцы, вместе взятые, но не мог добиться того, чтобы его услышали. Стейси убеждал его не медлить ни минуты, а согласиться на сотрудничество с первым же издателем, которого он сможет найти в Бомбее. «Задержка с изданием ваших бумаг лишает их половины ценности, тем не менее я надеюсь, что они будут изданы. Я бы напечатал их в Бомбее – я имею в виду сюжет о вашем пленении людьми из народа брагуи[1121], а потом англичанами, кормившими вас хлебом и бараньими потрохами с базара!!!!»[1122]

О Массоне шептались, как могло показаться, повсюду[1123]. «Подоспел доклад Белла, – писал один чиновник Ост-Индской компании, – полностью обеляющий Массона, утверждающий, что оснований подозревать его вообще никогда не существовало, и рекомендующий выплатить ему компенсацию за несправедливо причиненные лишения»[1124].

Массон пользовался любой возможностью, чтобы ускользнуть от британского сообщества Бомбея. Обмотав голову тюрбаном, он переправлялся в лодке через бухту, чтобы оказаться подальше от унылых строений и аккуратных лужаек колониального города и насладиться пышной зеленью холмов на острове Элефанта. Там он карабкался по склонам, заросшим тамариндами и пальмами, и спугивал обезьяньи стаи, скрывавшиеся в древних индуистских храмах в пещерах на главной горе Элефанты.

Храмы на Элефанте – одно из главных чудес Индии. Внутри пещер зрение не сразу привыкает к темноте, а потом ему предстают окружающие сокровища: вырезанные на каменных стенах пещер фигуры Шивы, кажущиеся живыми, как будто их изваяли только вчера, хотя их возраст – 1500 лет, они ровесницы восточноримского императора Юстиниана, правившего в Константинополе. (Каменный слон, которому обязан своим именем остров, перекочевал в музей, где теперь молча показывает зад безголовой статуе лорда Корнуоллиса[1125].) Часами Массон просиживал в пещерах, рисуя и мечтая. Колониальный Бомбей с его крикетными площадками и балами создавался с целью сгладить ностальгию по Британии. Но Массон боролся с ностальгией иного рода – по тому миру, который Ост-Индская компания называла «чуждым и нецивилизованным», а он называл своим домом[1126].

Массона мучило одиночество. Он не знал, что готовит ему будущее. Он не наскреб бы в кармане и одной рупии. Афганистан был для него