Читать книгу "Глухомань - Борис Васильев"

Во-первых, Херсон Петрович так и не появился в кабинете, где мы расположились. А ведь был в ресторане, был: я отчетливо расслышал его голос. Значит, не хотел со мной встречаться. Возможно, из деликатности, порой свойственной ему, возможно, по каким-либо иным причинам. Я не спрашивал, понимая, что рассчитывать на ответ искренний здесь не приходится. Но почему-то мне это запомнилось.

Мы пересели за овальный стол. Каждому был предоставлен максимум пространства и свободы, но все разговоры общего характера приходилось вести несколько громче, чем обычно. Зато это позволяло ближайшим соседям общаться друг с другом вполголоса, и эти полуголоса посторонние уши услышать не могли при всем желании, поскольку все звуки плавали под сводами, не снисходя до обычного уровня. Херсон Петрович создал все удобства для частных бесед, никто ни к кому не прислушивался, и все шло, как и было предусмотрено заботливым хозяином.

Что-то говорил Юрий Денисович, но я его не слушал. Я маялся, что мобильник Зыкова не звонит, что никакого вертолета нет и в помине, и ко мне, признаться, стала по-пластунски подползать мыслишка, уж не разыграли ли со мной хорошо подготовленную шутку. В этом убеждали и крупная сумма денег, которые сунули мне, и три тысячи, которую сунул я главврачу без всякой расписки…

И тут запищал зуммер мобильного телефона. Зыков неторопливо достал его, а я подался всем телом, чтобы расслышать.

— Погрузили? Так. Как его состояние? Пришел в себя? Ага, и врачи хороши, и лекарство из столицы. Благодарю, Никита Петрович, ваш должник. Он рядом, сейчас передам.

И протянул мне трубку. Я схватил, прижал к уху и услышал голос главного врача:

— Докладываю, что Альберт Ким уже в воздухе. После укола пришел в себя…

Я поблагодарил, вернул телефон и с облегчением откинулся на спинку кресла. Нет, меня не разыгрывали, Ким летит в Москву…

И тут вдруг до меня ясно донесся голос Тамарочки:

— Парички носят при облысении…

Чуть позднее я сообразил, что, откинувшись, я вышел из зоны рассеивания звуков и попал в фокус, созданный их отражением от купола. Вероятно, это была единственная точка…

— Перестань бабство свое лелеять! — резко сказал Спартак.

Тамара обиженно примолкла, но долго молчать ей было невмоготу.

— Зачем ты столько кусков ему отвалил?

— Затем, что блесна должна сверкать. Только тогда ее заглотят.

Тут появились официанты с нагруженным снедью столиком, Тамара и Спартак вышли из точки слышимости, а я — из точки прослушивания. Я-то вышел, а прослушанное из меня выходить что-то не торопилось…

Для кого должна была сверкнуть блесна? Кто должен был ее заглотить — я или главврач нашей больницы?..

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

Танечке я про деньги не сказал. Я намеревался отдать их жене Альберта Лидии Филипповне, поскольку весь их товар был уничтожен, а долги оставались долгами. Зачем-то спрятал в гараже дипломат с числом Антихриста и долларами и явился домой чистым, как младенец. Обрадовал ее известием о Киме, от ужина, естественно, отказался, что очень Танечку расстроило, но в меня уже ничего не вмещалось. Я утешил ее сообщением, что завтра пойдем к Кимам, тут же прикусил язык, вспомнив, что деньги-то спрятал, а как теперь объяснить Танечке их внезапное появление? Но решил, что как-нибудь выкручусь.

Я терял лицо, как говорят китайцы. Уж слишком липкой была паутина, в которой я трепыхался. Мне выть хотелось, а не дергаться, но я выл в душе, а все же дергался.

Выкручиваться пришлось на следующий день, но выкрутился я скорее всего наполовину, сказав, что эти деньги мы должны отдать не в семью, а как бы из семьи. То есть заплатить ими хотя бы часть долга Зыкову. Танечка долго допытывалась, откуда они у меня, но я молчал, как топор. Я не мог сказать Танечке правду, не мог, хоть пилите меня на четыре части. Но она допытывалась очень обеспокоенно, и мне пришлось плести какую-то ахинею про внезапную премию, что ли. Но все в конце концов как-то утряслось, потому что моя Танечка свято верила каждому моему слову и долго сердиться не любила и не умела. И подсказала стоящую мысль: не говорить о деньгах Лидии Филипповне, а передать их Андрею с глазу на глаз.

— Только надо их где-то спрятать, — строго сказала она. — Думай, где и как. У тебя неплохой опыт.

В общем, мы слегка поцацкались с этим дипломатом из-за моего идиотизма. Но, слава богу, все обошлось.

Наше известие, что Альберт уже в московской клинике, обрадовало женскую половину Кимов до почти счастливых слез. Мужская половина была более сурова: Володька уже научился держать эмоции при себе, а Андрей смотрел на меня весьма подозрительно. И при первой же возможно-сти предложил выйти перекурить.

— Кто это организовал?

— Что организовал?

Я прекрасно понимал, что его интересует, но выигрывал время, чтобы хоть как-то обдумать ответ.

— Перевозку отца в Москву, — он вздохнул. — Не крути, крестный, тут не просто в деньгах дело. Тут принцип «ты — мне, я — тебе». А что ты можешь им предложить? Устроить их очередного земляка на место Херсона Петровича?

— Отца отправил в Москву Зыков, — сказал я. — Пойми, тут не до принципов. Глухоманская медицина отца не вытащит, я с главврачом говорил. Только Москва.

— Зыков, — он криво усмехнулся. — Совесть, что ли, у него заговорила, крестный? Ты веришь в такое сочетание — Зыков и совесть?

Я не мог ему сказать, чем оплатил перевозку Кима в столицу нашей родины. Не мог, он в Афгане воевал, он знает, как и от чего гибнут наши парни. Я просто молчал, и он молчал тоже. Потом сказал:

— Значит, правы мои разведчики.

— Какие разведчики?

Я спросил машинально, думая, как мне объяснить происхождение денег, которые во что бы то ни стало должен был уговорить Андрея взять. И хоть на время прикрыться от долга тому же улыбчивому Юрию Денисовичу. А потом придет подтверждение получателя, мне заплатят солидный куш или… Или я попрошу окончательно списать долги Кима. Вот-вот, и как я до этого раньше не додумался! Это же надо было поставить главным условием договора в одном экземпляре…

— Погром на рынке устроили ребята из спортлагеря. Только не местные, таких там тоже хватает, Глухомань на всю Россию распространяется. А свои на следующий день прошли торжественным маршем. Ать-два. И получили контроль над рынками. Как думаешь, крестный, дадут они моему отцу, корейцу, торговать? Сначала уберут чернозадых, как они выражаются, потом — чучмеков, а потом и до косо-глазых дело дойдет. И за всем этим — Зыков.

— Почему ты в этом уверен?

Спросил я без всякой собственной уверенности, что будет иначе. Будет именно так, как сказал Андрей.