Читать книгу "Право на меч - А. Л. Легат"

Представь, что станется, если ныть начну и я, а? – Вид у него был совершенно беззлобный. – Ты не задумывался, а вдруг я тоже очень-очень, – он скорчил такую страдальческую морду, которой я никогда не видел на его лице, – очень хочу поныть, забиться в угол и стенать? А?

Я поднял брови и молчал. Мой приятель продолжил:

– Так что, если ты немного подвинешься и уступишь мне местечко… может, я наконец-то смогу разныться как следует, от души. М-м? – Он опрокинул в себя половину кружки и вытер губы рукавом. – Как думаешь, могу я себе такое позволить? Хотя бы на пару деньков, а? Я так устал. Позволишь, дружище?

Рут не улыбался.

«Внешность обманчива», – сказал он как-то в забегаловке Крига. Я вечно подозревал его во всех грехах. Но никогда не хотел до конца верить в его притворство. Хотя чему уж тут верить?

Ведь это так просто – изображать то, чего вовсе не чувствуешь. Молчать, когда хочется говорить. В конце концов, я проделывал это сотни раз на острове. Перед консулами, перед своей семьей.

С чего я взял, что за морем хоть что-то будет иначе? Я усмехнулся:

– Я-то подвинусь. Но больше не вздумай мне лгать, Рут.

Приятель закинул руку за спинку стула.

– Разве же это ложь? Так, мелочовка. Легкая приправа к правде.

Мы помолчали.

– Сегодня я убил мальчишку.

– Я видел, – приятель кивнул, будто речь шла о пустячке, – бывает. Ведь он прикончил твоего коня. А затем пытался нас всех еще и обокрасть. – Рут замолчал, когда я покачал головой:

– Он солгал мне дважды. И я не смог остановиться. – Я потер рукав. Там все еще осталась кровь Карего. – Пойми, я бы не хотел, чтобы…

Рут снова улыбнулся и ткнул в мою сторону указательным пальцем:

– Эй-эй! Обижаешь. Меня не так-то просто убить, знаешь ли.

Солнце нависло над холмами, а его лучи согревали стол. Я подставил ладонь. Тень от оконной рамы легла посередине, будто рукоять меча. Разделила большой палец с остальными.

Один в чужой стране.

Восния не щадила своих детей. Родных, вскормленных на ее землях. На что надеялся я, пасынок? Чужак без надела и звания. Наивный дурак. Я ухаживал за ней и ждал взаимности, нежной заботы, благосклонности. Ждал от суки, которая никогда не знала ничего, кроме войны.

Я поднялся со стула и скинул монету на стол, чтобы сравнять счет.

– Больше никакого нытья, – заверил я приятеля.

Рут залпом прикончил кружку.

– Раз в сезон можно, так уж и быть, – дал он мне поблажку. И тепло похлопал по плечу.

– Не потребуется. – Я посмотрел на холмы на севере. – По крайней мере, уж точно не мне. Плакать будет Восния.

Мой друг замер на один миг, почесал затылок и подошел к выходу. Толкнул дверь ногой и придержал ее, пропуская меня вперед. Я улыбнулся куда искреннее, чем получалось перед консулами. И добавил:

– Я умою ее кровью.

XIV. Лучшие собеседники – это мертвецы

Через год. Острог «Святы земли», на востоке от гиблого всхолмья

Мое имя – Сэир Данган. Да, да, знаю. Очень смешно. «Человек» по-эритански. Матушка, должно быть, надорвала живот, когда это имечко сочиняла.

Могло ли из такого имени выйти что-нибудь хорошее? Нет, право слово, какая грубая шутка:

– Смотрите, из ее утробы вылез человек!

Будто бы могло оттуда на свет появиться нечто другое. Возможно, я очень плохо знал свою матушку.

Такие мысли, конечно, не должны лезть в голову. В конце концов, в жизни есть множество занятных дел. Беда в том, что жить-то мне осталось вовсе недолго. И вроде как думать лучше о вещах полезных, осмысленных. Вроде того, как бы я хотел прожить эту жизнь и где свернул не туда. Или, может, как всю эту заварушку теперь исправить…

Но нас брали штурмом, и я бы все равно не придумал, что тут можно изменить.

– Они на стене! – крикнул Роб и попрыгал на месте, гремя кольчугой. С минуту назад гарнизон крепко спал. Робу помогал Стэн и плелся следом, пытаясь в полутьме затянуть ремень.

– Погодите, погодите немного, – бормотал пухлый Стэн, будто это все имело хоть какое-то значение.

Они и не заметили, как я прошмыгнул за ящики, схватил провощенную тряпку для навеса и скрылся под ней.

«Носи это имя с гордостью», – прошептала матушка, когда я спросил, отчего меня так прозвали. Данган. Подумать только!

«Да чего вообще гордого есть в человеке? – Я махнул рукой на сестрицу. – Она человек, я человек. Ничего особенного!»

Мама на меня так посмотрела, будто я должен разбиться в лепешку, но непременно придумать, чего бы такого найти в обычных людях. Нет, что ни говори, а женщин я совершенно не понимал.

Бух! Кажется, упали ворота. И зачем этот ублюдок – Крыса! – через стены лез, если ворота все равно уронили? Проклятье.

До чего же гордым я себя ощущаю, сидя среди ящиков, обняв трясущиеся колени!

Звенела сталь, железо, чавкала земля, трещали доски. Точно такой же шум стоял здесь, когда мы ставили последний сруб. Только криков не было.

– А-а-а! – вскрикнул Роб, а потом булькнул, словно ушел под воду.

Одними губами я зашептал:

– Вечно милосердная Мать, двойное солнце и все мученики. – Я молился, когда возводили конюшню по моим замерам. Молился и сейчас, ибо больше ничего и не умел. – Боги за морем, их святыни…

Звон цепей, хруст, чей-то смех. Хрип и гортанные звуки.

– …упасите нас от грядущего, – я сглотнул, – не от всего разом то есть, а от плохого грядущего…

Топот вражеских сапог, топот сапог гарнизона – не разберешь. Только крики мне о чем-то да говорили.

«Ау-у-у!» – завопил Джейс. Парень просто начищал оружие. Какая нелепая смерть!

И с юга, и с востока доносились крики. Я радовался, как дитя, когда не узнавал голос. Хоть умом и понимал, что наших остается все меньше и меньше.

Нет, черт дери, неужели именно об этом думается перед смертью? Я старался жить порядочно. Держал слово, как мог. И вот оно чем кончилось.

Бато. Великий и добрый, умнейший старик Бато с гиблого всхолмья. Наш защитник и спаситель. И где же он теперь? Жив ли?

«Я найду местечко, где станет совсем хорошо! Никаких подлецов из династии. Ни одного серого флага: Долы, Восходы… Пусть эти сволочи захлебнутся своей желчью!» – громко заявил я, собрав пожитки в узелок. Матушка еще посмотрела на меня, как на идиота.

И ведь поначалу все шло неплохо. Бато даже говорил со мной, когда я прислуживал там, в замке. Говорил, мол, лучше много честной работы