Читать книгу "90-е: Шоу должно продолжаться 4 - Саша Фишер"

Кирилл прикрыл глаза и пробежался пальцами по струнам в замысловатом переборе.

— Матильда открыла дверь, Вуаль отшвырнула прочь. В ее глазах застыла ночь В душе притаился зверь… Матильда не любит свет, Милее ей тень и тьма. Она всегда приходит сама И верит лишь в слово нет… Когда заплачет Матильда Тогда и ты зарыдаешь Смеется она, И ты смеешься И ни о чем не узнаешь…

Мелодия была плавной, прямо-таки рок-баллада. Кирилл пел, прикрыв глаза, подчеркнуто стараяясь не смотреть только на одного человека. На Надю. Хм… Кажется, я знаю, кому наш «ботаник» посвятил песню про юную немецкую ведьму, приручившую волков в дремучем лесу. Прямо-таки вся тоска и грусть безответной любви, не иначе.

Он допел, сыграл еще раз пронзительный перебор в финале и открыл глаза.

— Я подумал, что в альбоме про ведьм должен быть медляк, вот и… — тихо сказал он, глядя в пол. — Но если вам не нравится…

— А здорово! — выпалил Бельфегор. — В припеве можно на поливоксе добавить рычание, будто дикие звери, круто будет!

— И в начале можно тоже песенку на немецком! — подхватил Бегемот. — Надя, давай! Что там еще твоя бабушка тебе пела?

— Нет… — Надя задумчиво покачала головой. — Тут нужна не песенка. А считалочка! Ритце, ратце, ритце, ратце, вас махт хайт ди мице-каце?

— Оооо… Отлично, отлично! — Бельфегор подпрыгнул на месте. — Давай еще разок, с начала! У тебя есть текст написанный, Кирюха?

Я забрался на стол, свое дежурное место наблюдателя, и привалился спиной к стене. Великая все-таки вещь — созидание. Вот они уже и забыли про недавнюю ссору. Глаза азартно горят, спорят, но уже вполне по делу, безо всяких там наездов и дележки прав.

«Пятая песня в „ведьминском“ альбоме, — мысленно посчитал я. — И еще две или три у Кирюхе „в разработке“. Еще чуть-чуть поднажать, и будет альбом». И тогда уже можно будет устраивать звукозапись, размножить ее на кассетах и рассовать по киоскам звукозаписи. Кстати, неплохо бы прогуляться по городу и нанести эти ларьки на карту города…

Репетиция затянулась, мои «ангелочки» были в ударе, и расходиться не хотели, играли, спорили, выдумывали всякие фишки для новых и старых песен. К восьми вечера сыграли довольно внятно «Матильду», потом снова сгрудились кучкой и принялись спорить над аранжировкой. В общем, творческий процесс во все поля. Так что я со спокойной душой их оставил и помчал в «Самсон». По плану сегодня еще надо было после тренировки успеть собрать какие-нибудь вещи и дойти до своей новой квартиры.

Не терпелось уже остаться один на один с самим собой. Как-то так получилось, что за все то время, пока я здесь, мне ни разу не удавалось остаться одному.

В десять я пришел домой и прошмыгнул в душ, пока никто не заметил. В гостиной громко вещал телевизор и слышались голоса. Вот и прекрасно. Значит имею шанс поужинать в относительно спокойной обстановке. А жрать мне после тренировки всегда хотелось прямо-таки зверски.

Грохотов-старший появился как раз в тот момент, когда я уселся за стол и нацелился ложкой на полную тарелку мясного рагу.

— Добрый вечер, Володя, — нейтральным тоном сказал он и сел на табуретку напротив меня. — Ты ешь, ешь, приятного аппетита.

— Ага, спасибо, — буркнул я и подцепил ложкой аппетитный кусман мяса в овощной подливе. Блин, принесло же его…

— Володя, ты… это… — непривычно извиняющимся тоном сказал дядя Слава. — Прости меня, если что не так.

— Ээээ… — я нахмурился и посмотрел на него. — С вами все в порядке? Кто вы, и куда дели дядю Славу?

— Все шутишь, — усмехнулся он. — Это хорошо. Нашу жизнь только с шутками-прибаутками и можно воспринимать… Но я серьезно. Володя, ты пойми меня, пожалуйста. Мне сейчас непросто… Мать сказала, что ты переезжать хочешь куда-то.

— Есть такое, — кивнул я.

— Если это из-за нас с Мариной, то… — начал он.

— Не берите в голову, — я зачерпнул еще одну ложку рагу. — Я подумал, что взрослый мальчик, и мне все равно пора жить отдельно. Не скажу, что вообще не из-за вас, но не всецело, точно.

— Ладно, считай, что ты меня успокоил, — принужденно усмехнулся он. — Но извиниться я все равно должен, Валентина права.

— Ну… хорошо, — кивнул я и принялся сосредоточенно жевать.

— Мне непросто сейчас, — сказал он, глядя куда-то в пустоту. — Умом понимаю, что я не ко двору, но у меня, получается, и выбора-то другого нет. Раньше у меня все было. Связи, деньги… Одним звонком, считай что, мировые проблемы мог решать. А сейчас Союз рухнул, и у меня… Эх… — он махнул рукой и повесил голову. Я почувствовал себя неудобно. Шумный и наглый Грохотов внезапно предстал в каком-то другом свете, и не могу сказать, что был этому хоть немного рад. Пусть бы он уж и оставался, каким был.

— Я же болею, Володя, — тихо сказал дядя Слава. — Ты только матери не говори, она не знает. И Марина не знает. Я только Карманову сказал из знакомых, да и то потому что он врач и может кого посоветовать… А он сказал, что может и выкарабкаюсь, но тут как повезет.

— Ох… Сочувствую… — пробормотал я.

— Не говори только никому, смотри! — Грохотов погрозил пальцем. — Да ладно, шут с ней, с болячкой этой… Авось, прорвемся, да?

— Угу, — кивнул я. Никогда не знал на самом деле, что говорить в таких случаях. Но интуиция подсказывала, что он сюда пришел не затем, чтобы мне на здоровье пожаловаться.

— Ты вот что, Володя… — Грохотов подался вперед и цепко посмотрел мне в лицо. — У тебя ведь с твоей музыкой все серьезно, правда?

— Да, —