Читать книгу "Соразмерный образ мой - Одри Ниффенеггер"

У РАЗНЫХ ЧАСТЕЙ ТЕЛА СВОИ ЗАПАХИ

— Конечно… руки пахнут карандашом и еще лосьоном — помнишь, ты сама мне покупала, огуречный… На обед у меня была колбаса со специями… Хм… сомневаюсь, что можно уловить собственный запах. Мы ведь и выражение своего лица не улавливаем, правда?

Я НЕ ВИЖУ СЕБЯ В ЗЕРКАЛЕ

— Ох. Как же тебе, наверное… тоскливо.

ДА

— Хочу тебя увидеть.

Я ТУТ СЛЕВА ПРИСЛОНИЛАСЬ К ТЕБЕ

— Ну-ка, ну-ка… Нет. Вероятно, ты в какой-то другой части спектра. В ультрафиолетовой? В инфракрасной?

ТЕБЕ НУЖНЫ ОЧКИ ПРИЗРАЧНОГО ВИДЕНИЯ

— Блестящая идея! Получим на них патент, и люди смогут гулять по улицам и разглядывать призраков: как те садятся в автобус, залетают в «Сейнсбери»…

А ТЫ БЫ ХОДИЛ В НИХ НА КЛАДБИЩЕ. ТАМ МНОГО ПРИЗРАКОВ?

— Затрудняюсь ответить. Вот ты, к примеру, не на кладбище, где естественно было бы ожидать встречи.

БЛИЗНЕЦЫ НА ПОДХОДЕ

— Господи! Тогда до завтра.

Или:

КАК ТЫ БУДЕШЬ ЖИТЬ? КАК СЕЙЧАС НЕЛЬЗЯ

— Почему это? Я счастлив. Ну, насколько это возможно.

ВАЛЕНТИНА В ТЕБЯ ВЛЮБЛЕНА

Роберт положил карандаш. Встал со своего места и сделал круг по столовой, обхватив себя руками, словно хотел согреться. Наконец он вернулся к столу.

— И что дальше?

НЕ ЗНАЮ

Он снова вскочил.

— У меня нет ответа, Элспет.

Забрав блокнот и карандаши, он ушел к себе. Элспет подумала: Ответь, что любишь меня. Прошло два дня, прежде чем Роберт снова появился в столовой, неся с собой блокнот.

— Я много думал, — сказал он и присел к столу, нацелив карандаш на бумагу и ожидая, когда в разговор вступит Элспет.

Она уже была на месте, но не выдала своего присутствия. А сама сидела напротив, через стол от него, на стуле с высокой прямой спинкой, прищурившись и сложив руки на груди.

В конце концов Роберт не выдержал:

— Элспет, я сделал попытку разобраться. Насчет Валентины. И… как-то растерялся.

Молчание. Роберт слышал, как вся его нервная система жужжит в голове. День выдался безветренный, унылый, дождливый, и в столовой было очень сумрачно.

— Ладно, я буду сидеть и разговаривать сам с собой. — Он помолчал. Элспет выжидала. — Элспет, а как ты представляла себе развитие событий? Ты умерла полтора года назад. Год я провел… просто… оплакивая тебя, хотел умереть, всерьез думал о самоубийстве, а когда стало чуть легче, приехали близнецы. Если ты мысленно вернешься назад, то вспомнишь: ты сама намекала, точнее, прямо говорила, причем не раз, что пришлешь мне двойняшек вместо себя. Но как только я стал смотреть на них, вернее, на Валентину, с этой точки зрения, ты появилась вновь — ну, не столько появилась, сколько обнаружила свое присутствие, и это великолепно, но сейчас мы, кажется, зашли в тупик.

У Элспет мелькнула мысль, которая никогда не приходила ей в голову при жизни. Он хочет меня бросить, подумала она. Он меня разлюбил. Его выдал тон голоса.

— Элспет, если бы я мог перенестись к тебе и забрать тебя с собой… если бы я знал, где и как тебя искать… и даже если бы я мог к тебе присоединиться, я бы это сделал.

Она подошла и остановилась рядом, боясь услышать следующую фразу — и боясь его перебить.

— Мы оба — ни пришей ни пристегни, ты согласна? Я заперт в клетке своего тела, ты заперта… в этой квартире, вообще без тела; без тела, без голоса… Я прихожу домой, просматриваю эти записи, страницу за страницей, и начинаю думать, что теряю рассудок.

Поймав его руку, она провела ломаную линию карандашом. Вскоре она совладала с собой и написала: ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ У МЕНЯ БЫЛО ТЕЛО?

— Так было бы привычнее, — ответил он. — Уж извини.

Элспет взмыла к потолку и стала смотреть на Роберта сверху вниз; она немного запуталась среди рожков люстры. Тогда она принялась перебирать хрустальные подвески, и Роберт поднял голову. Можно подумать, я тучка и он ждет дождя.

— Если ты захочешь, чтобы я бросил Валентину, я это сделаю.

Хочу ли я этого? — усомнилась она. — Почему он перекладывает решение на меня? Она взялась пальцами за одну из хрупких ламп, сделанных в форме язычка пламени. Лампа вспыхнула и взорвалась. Роберт отвернулся и прикрыл лицо руками, чтобы защитить глаза. Элспет показалось, что он просидел в такой позе целую вечность. Потом он негромко спросил:

— Зачем ты это сделала? — Он взял со стола карандаш и осторожно положил руку на листок бумаги, избегая осколков стекла.

ПРОСТИ ПРОСТИ ПРОСТИ. Я НЕ НАРОЧНО — ЗАДУМАЛАСЬ

— Ты зла на меня?

ОБИЖЕНА, РАССТРОЕНА, НО НЕ ЗЛА

— Не уходи, Элспет. Я сейчас должен убрать стекло. Это даст нам время подумать.

Сходив на кухню, он принес щетку и совок. Тщательно смел все осколки, ввернул новую лампочку, а потом опять сел за стол и уставился на бумагу. Он так подавлен, думала Элспет. Какая ему радость маяться в потемках и переписываться с покойницей. В сказке ему на помощь пришла бы принцесса. А я что могу? Только отпустить.

ВСЕ НОРМАЛЬНО, — написала она. — ЕСЛИ ТЕБЕ ХОРОШО С ВАЛЕНТИНОЙ — ВПЕРЕД.

— Элспет…

НЕ ЗАБЫВАЙ МЕНЯ

— Послушай, Элспет…

Но она уже вылетела из комнаты и не вернулась, чтобы продолжить разговор, ни в тот день, ни в один из многих следующих.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ПОРОГОВАЯ ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Час был совсем ранний; Валентина, как это нередко бывало, проснулась раньше Джулии. Осторожно высвободившись из объятий сестры, она села в постели. Сквозь неплотно задернутые шторы проникал бледный, рассеянный свет. В спальне что-то шевельнулось. Валентина спросонья не сразу поняла, что к чему. Она подумала, что это Котенок, но Котенок спал у нее под боком на кровати. Приглядевшись, Валентина заметила, что с приоконного дивана поднимается плотное облачко, и тут до нее дошло: она сумела разглядеть Элспет.

Она наблюдала, словно с большого расстояния: Элспет мерцала и расплывалась. «Мамина копия», — подумала Валентина, но как только привидение оглянулось на нее через плечо, от него повеяло чуждым и непонятным. Элспет пошевелила губами, выговаривая неслышные слова, и поплыла в сторону кровати. Раньше Валентина не испытывала ни малейшего страха, но сейчас перетрусила. От ужаса сонливость как рукой сняло, но тут Элспет исчезла. Валентину мазнуло по щеке холодком — вот и все. Она выпрыгнула из кровати, метнулась к дверям, кубарем скатилась по главной лестнице и остановилась — как была, в одной пижаме — возле почтовой корзины.