Читать книгу "Здесь вам не равнина... - Алим Тыналин"

теперь устало опустился на снег и покачал головой.

— Что же это получается? — сказал он. — Этот паренек единственный, кто смог прийти нам на помощь? Как же мы теперь доберемся до других спасателей?

Я понял, что их надо приободрить. Эти люди находились в крайней степени истощения и морального падения. Я не знаю, каким образом Вайнов смог спустить их со скал, но теперь они дошли до крайней точки.

Сначала они обрадовались при виде меня и думали, что пришли спасатели, а теперь оказались в высшей степени разочарованы, потому что помощь, по их мнению, оказалась слишком мала.

— Успокойтесь и держите хвост трубой, а нос пистолетом, — резко оборвал их Вайнов. — Мы нашли выход и относительно безопасный спуск там, на восточном гребне, так что сможем продержаться и сейчас. И не смотрите так на Сохатого, он один стоит трех, нет, даже пяти обычных спасателей. Даже несмотря на свой юный возраст.

Мужчины не стали спорить, по-моему, они слишком устали, чтобы вступать в долгую дискуссию. Тот, высокий, махнул рукой, наклонился и начал копаться рюкзаке. Другой, пониже, сидел неподвижно на земле, уставился в одну точку. Он как будто превратился в каменное изваяние.

Те двое, на носилках, тоже лежали без движения. Один перебинтованный, а второй с туго связанными руками. Ага, понятно, значит, вот этот раненый, а второй пострадал от горняшки. Ну-ка, как там их самочувствие?

— У меня есть кое-какие медикаменты, — сказал я Вайнову и указал на больных. — Может, это, давайте поможем им? Никакие лекарства сейчас не будут лишними.

Вайнов кивнул. Совершенно верно, на такой большой высоте нужно принимать лекарства, чтобы не откинуть копыта раньше времени, хотя, конечно же, еще не помешало бы наполнить их легкие чистым кислородом, чтобы избежать кислородного голодания для мозга.

— Конечно, давай, — сказал он. — Действуй.

Мы дали пострадавшим лекарства и оказали им дополнительную медицинскую помощь. Честно говоря, я в ней был не очень силен, тем более, что Вайнов и в самом деле уже смог сделать все, что от него зависело и теперь в дело должны были вступить профессиональные медики.

Все, чем мы могли помочь несчастным товарищам, так это только поскорее доставить их до ближайшей больницы.

— Отдохнем немного, и пойдем вниз, — сказал я после этого. — Надо поскорее отнести больных. Да и вам самим уже надо бы поменять высоту. На меньшую.

Мы так и сделали. Несмотря на то, что мужчины сильно устали и еле могли двигаться, они каким-то чудом заставили себя подняться после привала. Я дал им поесть из своих запасов, поскольку их продовольствие уже было на исходе и они в последние дни строго экономили порции.

Затем мы отправились вниз. Для того, чтобы не потерять друг друга, мы обвязались веревками, шли в связке по двое человек.

Я, как проводник и знающий дорогу, был, конечно же, впереди. Тащил на носилках Куркина, на пару вместе с Моховым. Сзади шли Вайнов с Гудаковым, несли находящегося в бреду Хмелева.

Тот иногда пробуждался от бессознательного состояния, вполне осмысленно смотрел по сторонам, задавал верные и правильные вопросы, так что было непонятно, почему этого вполне разумного человека несут связанным, как добычу для жертвоприношения. Но уже через пару секунд, резко, словно в мозгу у него щелкнул невидимый переключатель, Хмелев закрывал глаза и начинал нести горячечный бред. Интересно, как долго он сможет продержаться в этом состоянии?

Путь наш был долгим, сложным и опасным. Идти пришлось осторожно, часто страховаться, тщательно выбирать дорогу. Несмотря на это, мы все равно трижды чуть было не сорвались со скалы, пару раз чуть не упали в трещину и однажды едва не угодили под лавину. Погода так и не желала улучшаться.

К счастью, когда мы добрались до плато, навстречу нам попались поисковые группы, все-таки отправленные Карским и Комиссаровым на мою поимку. Только теперь Вайнов, державшийся на ногах только благодаря неимоверным волевым усилиям, позволил себе расслабиться и без сил опустился на снег.

* * *

Спустя две недели, в Москве, я уже находился в составе группы альпинистов на приеме у председателя Спорткомитета СССР. Гущев успел накатать на меня забористую и очень детальную «телегу», в которой описал все мои многочисленные нарушения, а также преступное попустительство Вайнова и Комиссарова, снисходительно относящихся к моим проступкам.

— Победителей не судят, — сказал председатель, отложив бумагу в сторону. — За спасением группы альпинистов на пике Коммунизма через газеты и радио наблюдала вся страна, знают даже за границей. И твоя фамилия, Сохатый, прозвучала чаще и громче остальных. Разве мы можем сейчас наказывать тебя за какие-то нарушения, если ты общенародный герой и любимец? Впрочем, это не значит, что ты и дальше можешь пренебрегать дисциплиной и делать все, что тебе вздумается. Ты теперь вдвойне ответственен за свои поступки, поскольку на тебя равняется советская молодежь.

Ну, еще бы. Благодаря шумихе, раздутой всеми СМИ о трагедии на пике Коммунизма, я и в самом деле в одночасье стал знаменитостью. Такой стремительный взлет, с одной стороны, льстил моему самолюбию, с другой стороны, здорово мешал. Впрочем, я не собирался в ближайшем будущем менять свою линию поведения.

— Понял, товарищ Зябликов, обязательно учту, — ответил я и тут же дерзко спросил: — А вы не скажете, когда я смогу совершить одиночное восхождение на Джомолунгму?

Надо было видеть изумленное лицо председателя, который от неожиданности не мог вымолвить и слова.

* * *

Дома меня отнюдь не встретили, как героя. Мать в первую очередь была рада, что я вернулся целым и невидимым.

Позже она призналась, что не спала ночами, как только узнала из газет, что я участвую в составе спасательной экспедиции. Отец виду не подал, но тоже было заметно, как он переживал.

Тем не менее, невооруженным взглядом было, что родители сильно переживали за мою судьбу, а теперь гордились, что их оболтус сын вернулся домой не только повзрослевшим и возмужавшим, но еще и знаменитым, нашедшим свое жизненное призвание и готовым к новым свершениям.

— Ох, Ванечка, какое же ты все-таки опасное себе занятие выбрал, — причитала мать, когда кормила меня. — Может быть, передумаешь и отправишься учиться в консерваторию или на инженерный?

Но я уже твердо знал, что не сверну с выбранного направления.

* * *

Кто еще трепетно и неустанно ждала моего возвращения, то это, конечно же, Катя.

Между прочим, после того, как я стал знаменитостью всесоюзного масштаба, мне