Читать книгу "В тени Холокоста. Дневник Рении - Рения Шпигель"

Вы мне поможете, Булуш и Господь.

20 мая 1942 г., среда

Я такая эгоистка, просто невероятно! Я должна писать каждый день. Даже если это всего несколько слов. Должна повторять, что я его люблю, потому что не знаю, где конец и где начало. Вчера я немного рассердилась. Ну подумай, З. зашел меня встретить с работы на фабрику, и мы пошли, держась за руки. Сады цветут, май сияет своими голубыми небесами, и я тоже сияю от радости. Вот что я чувствую: я действительно ощущаю себя его маленькой дочкой, и мне это ох как нравится!

Зоська работает для полка. Я рассказала Малке о мисс, но только в общих словах. Она очень хорошая, милая девушка. Я была действительно рада.

Пока-пока, возможно, скоро поговорим… Вы мне поможете, Булуш и Господь.

21 мая 1942 г., четверг

О, мечта, мечта, мечта юности! Я устала, очень устала. Прекрасная майская ночь. Такая благоухающая. Небо синее, но я не должна поддаваться эмоциям, потому что когда я думаю о… Гррр…

Зигуш сегодня страшно веселился, он смеялся и шутил. Иногда мне кажется, он специально острит, потому что стесняется сам себя. А я стесняюсь, когда он напоминает мне, что я… ладно. Он сказал, что серьезно к этому относится, что хотел бы уложить меня в постель, взять меня к себе (это было на платформе). Зачем он говорит такие вещи? Ну пусть, вообще-то мне это нравится. Пусть говорит, пусть целует меня, пусть любит меня, любит меня, любит меня! Как бы то ни было! Это правда? Ах, какой очаровательный Клаус[92], правда, как насчет этого? Думаю, это будет вершина счастья. Я такая глупая. Но мне все равно хочется и так оно и есть…

Говоришь, что любишь меня ужасно,Что скучаешь невыносимо.Может, это не очень скромно,Но могу часами я это слушать!

Вы мне поможете, Булуш и Господь.

23 мая 1942 г., суббота

Всегда по субботам. Было бы проще, если бы я писала несколько дней назад. Сейчас не знаю, что писать, с чего начать? В последние несколько дней меня что-то ужасно беспокоило. Я поговорила с Норой и в конце сказала ей, что меня беспокоит это другое качество Зигмунта. И то и сё. Но все-таки однажды, не так давно, я спросила Ярошку, почему весь мир против нас, почему они все думают, что это забавно, глупо, абсурдно? Не мама, больше нет. И за это я хотела бы ее крепко обнять. Но Нора тоже, даже она. Я знаю, она думает о том, что будет, когда мой роман закончится. Она упрекает меня за то, что я слишком серьезно его воспринимаю, и (она смотрит на это здраво?) она делает больно моему сердцу. Я знаю, что она не уверена, сомневается в том, что З. меня любит. Я это знаю, я это ощущаю. И это ранит меня, это, возможно, меня и беспокоит. Такие мельчайшие, незначительные детали…

Потому что тебе известно, что я ревную, ужасно, безумно ревную. И мне кажется, эта ревность, а не мой комплекс (который уже прошел), вызывает во мне ненависть. Это меня раздражает. Постоянно, это меня раздражает постоянно.

А Зигуш иногда что-то говорит, не осознавая этого, и так сильно меня ранит. Иногда, когда это меня беспокоит слишком сильно, я думаю о побеге. Бежать, бежать как можно дальше, чтобы быть от него далеко, вообще его не видеть, не переживать эту агонию. Но временами я знаю, что это невозможно. Когда я крепко обнимаю его, когда он близко, очень близко, я чувствую, что не смогу расстаться с ним за все сокровища мира. Это будет означать отказ от своей души, самой важной части моей жизни.

Нора, ты не права. Ты другая, а я останусь ни с чем.

Учеба, природа – это все хорошо, когда любовь достигнута или когда ты ее никогда не испытывала. Единственное, пожалуй, – это поэзия. Стихи польются широким ручьем, как слезы, как тоска, как отчаяние и страдание.

Я знала, что родители Зигмунта были частью окружавшей нас враждебной атмосферы, но я не знала, насколько они были против и насколько это важно. Из-за его поздних возвращений? Что еще? А что, если Ирка… Что тогда? Но я знаю, потому что я забираю у них часть его. Слыхано ли, чтобы такой молодой парень так серьезно увяз? Я понимаю, и я не злюсь на них за это, но мне немного жаль, да и нет. Возможно, это что-то очень важное или совсем не важное.

Я люблю Зигуша больше всего в мире. Он мой самый дорогой, и он самый мой. Я не хочу его беспокоить своими проблемами, но я знаю, что никто в мире не понимает меня так, как он. Это всегда так, когда у тебя болит сердце, боль ощущается во всех членах. Вот почему мои заботы тогда причиняют мне больше боли.

Когда З. добр ко мне, все хорошо и светло, и полно солнечного света. Это май, 23 мая, – как жаль, месяц почти прошел. Ночи полны звезд. Они так дурманят, и я столько мечтаю, мечтаю, мечтаю.

Вы мне поможете, Булуш и Господь.

24 мая 1942 г., воскресенье

Такое утро, как сегодня, может случиться, когда ты молода, влюблена и когда любят тебя. О Господи, это было так удивительно! Мы были так близки и… нет, ничего нельзя изменить. Мир так жесток! Я это всегда знала. Но приятно, что у З. бывают разные приключения и что он мне о них рассказывает… Во всяком случае, я хочу знать. Я что-нибудь придумаю. Но что мне за дело до того, что они злые, неискренние, ревнивые, если З. самый лучший и милейший? В конце концов, у меня любовь не с ними, а с ним. И я знаю, что моя мечта сбудется, как все мои мечты, потому что это судьба. И так будет, если упорно добиваться, – мы выживем и будем счастливой парой. И я больше не буду глупой, буду просто улыбаться, глядя на глупости. Ох, мама, мама моя! Ты и Зигуш, пожалуйста, любите меня!

Вы мне поможете, Булуш и Господь.

25 мая 1942 г., понедельник

Он встретил меня у фабрики в полдень. И это было (ох, Дидо такой надоедливый!) прекрасно. Все молодость, все май – этого тебе должно хватить, и во всяком случае:

Незабвенные слова его,Нежноголосые —Будто камни драгоценные,Будто на солнце – росы,В каждом из них – тысячи слов слышны.Только если захочу рассказать об этом,Все слова мои станут нелепым лепетом,Все слова мои станут смешны.

Сейчас прекрасная майская ночь! С улыбающейся луной. О, если бы только З. был со мной. Я прикладываю свои невидимые руки маме к вискам и к Тицу. Боже милостивый, позаботься о них и о нас.

Вы мне поможете, Булуш и Господь.

26 мая 1942 г., вторник

Пишу при свете луны – буквально. Разворачивается история. Я знаю, вернее, чувствую, что это все из-за Зоськи. И я знаю, зачем она это делает, – это не касается другой девушки, а изменения, разлучения меня с ним и… Не завтра, в четверг. Не могу даже сказать, кого я ненавижу больше – ее или их. Так было с самого начала, г-р-р-р.