Читать книгу "Море воспоминаний - Фиона Валпи"

И в этот момент я понимаю, что он – и моя первая любовь, и любовь всей моей жизни. Вместе мы – родители Финна. Вдвоем мы преодолеем все испытания, посланные жизнью. И, как озарение, приходит осознание – это единственное, что имеет значение.

Я смотрю в его глаза, прозрачно-голубые, как летнее небо: печаль, страх, вина и боль, которые так часто омрачали их в последнее время, исчезли. Его взгляд недвусмысленен.

Неровное дыхание океана окутывает нас, когда мы встаем и, взявшись за руки, возвращаемся в дом. Дэн ведет меня наверх по тихо скрипящей лестнице в спальню, где бледные муслиновые занавески колышутся ночным ветерком, беззвучно маня нас внутрь. Обнявшись, мы плывем вместе, убаюканные шелестом волн, а лунный свет освещает картину, висящую над нами. На ней парусник, гонимый ветром, свободно плывущий по океану, освещенный светом летней любви. И мы знаем, что мы спасены.

* * *

– Наверное, это морской воздух, – замечает Дэн следующим утром.

Финн проспал всю ночь и теперь уплетал второй круассан, намазанный французским маслом и вишневым джемом (последний явно домашний, предположительно от Сандрин). Оторвавшись на мгновение от еды, облизывая пальцы, сообщает: «Мне нравится завтракать в саду», а затем сосредоточивается на том, чтобы аккуратно положить себе на тарелку еще одну ложку джема.

– Мне тоже, – радостно соглашается Дэн, и я замечаю, как он приподнимает руку, словно хочет потрепать сына по волосам, но вовремя спохватывается и опускает ладонь на стол. День будет полон неизвестных испытаний для Финна. Проявляя эмоции, мы рискуем добавить ему переживаний.

Иногда, в редкие бесценные дни, он позволяет нам дотрагиваться до себя, брать его за руку, помогать ему одеваться. Но мы должны ждать этих мгновений, внимательно читать сигналы, позволить ему самому прийти к нам. Иначе мы рискуем вызвать бурю гнева и паники, а наша хрупкая маленькая семья опять может разлететься на жалкие осколки, и все мы окажемся в состоянии полного изнеможения.

Но сегодня хороший день, и пока риск, на который мы пошли, приехав в отпуск, оправдывается. В этой новой ситуации мы ведем себя осторожно, делая крошечные, робкие шаги, задерживая дыхание. И как всегда с надеждой, пытаемся уловить малейшие признаки прогресса.

– Сегодня мама собирается встретиться в соседнем городке со своей знакомой, – объясняю я, пытаясь говорить непринужденно. – Эта леди – хозяйка дома, в котором мы остановились. В городе есть кораблики. Интересно, Финн, не хочешь ли ты посмотреть на эти кораблики?

Он игнорирует меня, продолжая собирать липким пальцем с тарелки хлопья слоеного теста, намереваясь переложить в рот все до последнего. Я знаю, что лучше не настаивать на ответе. Мы втроем сидим в тишине, Дэн и я осторожно потягиваем кофе. Никакого давления.

Справившись с последней крошкой, Финн с уважением смотрит на свою идеально чистую тарелку и, не меняя выражения лица, говорит:

– Я бы хотел повидать эту леди. А может быть, и кораблики тоже.

* * *

Ближе к полудню жаркое солнце поднимается высоко, сжимая наши тени на булыжной набережной до темных лужиц под ногами. К счастью, Сен-Мартен не слишком многолюден, так как сейчас только начало сезона, и я благодарю свою счастливую звезду, а также шотландскую систему образования, поскольку наши школы закрываются на каникулы задолго до того, как это делают школы большей части остальной Европы. Мы с Дэном идем по обе стороны от Финна, автоматически пытаясь создать буфер между ним и внешним миром, который его разум находит таким запутанным и пугающим. Мы всегда пытаемся предугадать его реакцию, хотя обычно нам это не удается. «Дело не в том, что его разум неверно интерпретирует мир, – однажды объяснил психиатр. – Он просто делает это по-другому». Кто знает – может быть, его реакции правильные, а наше спокойствие ошибочно. То, как он реагирует, имеет для него абсолютный смысл. Нам просто нужно попытаться взглянуть на вещи его глазами.

Я украдкой смотрю на сына, опасаясь, как бы внезапный натиск шума, красок и людей в оживленной гавани не поверг его в панику. Но он использует одну из своих тактик самоуспокоения, сосредоточившись на своих ногах, изучает неровные линии булыжников, словно намереваясь проследить через них путь, который позволит ему чувствовать себя в безопасности в этой странной новой среде. Любой другой ребенок его возраста глазел бы по сторонам, восторгаясь парусниками, стоящими на причале, кафе-мороженым с яркими зонтиками и запахом карамели из ларька с блинчиками на набережной. Но Финну кажется, что если просто оставаться сосредоточенным, то демоны, которые скрываются в этих новых зрелищах и звуках, не смогут добраться до него. Итак, он бредет дальше, закусив губу, осторожно ступая в своих пляжных сандаликах на те камни, которые кажутся ему неопасными, не глядя ни влево, ни вправо, пока мы не пересекаем мост, соединяющий обе стороны гавани, и не оказываемся перед галереей.

Переступив порог, мы видим матово-серые стены, увешанные рядами ярких абстракций, защищенных тентом, который не пропускает губительные для красок солнечные лучи. Финн серьезно рассматривает картины, а затем расплывается в самой широкой улыбке.

– Смотри, мамочка, вот и кораблики!

И я понимаю, что он прав. То, что выглядит для нас абстрактными геометрическими фигурами, превращается в его глазах в парусную регату в сверкающем море.

– Дитя мое, ты совершенно прав, – уверенно заявляет появившаяся в арке женщина. Она очень стара, ее белоснежные волосы собраны в мягкий пучок на затылке, дряблые веки нависают над глазами. Но стоит она прямо, и черты ее морщинистого лица все еще изящны. – Это действительно те самые яхты. Не все могут их увидеть. У тебя явно есть глаз на искусство.

Финн смотрит серьезно, широко раскрытыми глазами.

– Вы и есть леди?

– Верю, что так и есть. Каролин Мартэ очень рада с тобой познакомиться. И я думаю, что ты Финн, n’est-ce pas?[104]

Она протягивает ему руку, я напрягаюсь, ожидая, что он съежится от ее прикосновения или оттолкнет ее, как сотни раз делал это с другими незнакомцами, которые когда-либо пытались пожать ему руку. Но, к моему удивлению и облегчению, он протягивает свою маленькую ладошку и коротко пожимает руку Каролин.

– Это ты нарисовала картины с корабликами?

– Нет, дитя мое. Я бы хотела, но Бог не дал мне таланта. В нашей семье художником был мой брат. Хотя именно эти картины писал не он. Они написаны моим другом.

– А какие писал твой брат? Где они?

– Здесь, в галерее, у меня осталась только одна. Все остальные уже проданы. Но ты, наверное, заметил картины в доме? – спрашивает она. А когда Финн кивает, отмечает, что большинство из них было написано братом.

Финн продолжает серьезно смотреть на нее, а она встречает его взгляд, смущающий большинство людей, со спокойствием и мудростью, которые, кажется, успокаивают его.