Читать книгу "Горькие травы - Кира Козинаки"

— Ты была тут всю ночь? — спрашивает.

— Как видишь.

— Я плохо помню. Надеюсь, я не нёс какую-нибудь чушь?

— Замуж звал, — отшучиваюсь я.

— Согласилась?

А вот он, кажется, совсем не шутит. По-прежнему смотрит в глаза, устало, но серьёзно. Но мне так не хочется потрошить его ночные признания и выяснять, были ли они лихорадочным бредом или нет, я просто хочу оставить их себе полностью и неизменными.

— Обещала подумать, — улыбаюсь. — А теперь, мистер Бензедрин, иди куда шёл.

— Я шёл в туалет, — хмурится Пётр. — Но ты что, познакомилась с мистером Бензедрином? Всё было так плохо?

— Главное, что сейчас лучше. Заскочи в душ, если сил хватит, а я пока перестелю постель. — Отхожу в сторону, уступая ему дорогу, и исключительно с благими намерениями добавляю: — Может, тебе помочь?

Пётр быстро скользит взглядом по моему телу — вниз, вверх.

— Справлюсь.

И я зачем-то краснею.

Пока он в ванной, я успеваю проветрить в квартире и поменять постельное бельё, а заодно завариваю свежий чай и ставлю чашку на тумбочку около кровати.

Пётр выходит в одном полотенце вокруг бёдер, и разомлеть и пустить слюну мне мешает лишь тот факт, что вместо того, чтобы нырнуть под одеяло, он открывает дверцу шкафа и достаёт оттуда рубашку.

— Это что такое ты задумал? — спрашиваю.

— Мне на работу надо.

— Вот ещё! А ну брысь в постель. Ты болен.

— Всё со мной в порядке.

— Это я уже слышала. Прямо перед тем, как узнала, что у тебя температура под сорок и ты собрался умирать. Удивительно, что не просил ручку, чтобы написать завещание.

— У меня сегодня важная встреча, — говорит Пётр, повернувшись ко мне всем корпусом и взмахнув вешалкой с рубашкой, словно в доказательство. — Я не могу её отменить.

— Но ты всё ещё болен! — возражаю я. — И пока нет никаких гарантий, что к обеду тебя снова не бросит в жар. Тебе нужно отлежаться.

Подхожу к нему, забираю вешалку и вкладываю в опустевшую ладонь свои пальцы. Не знаю, почему я решила, что это сработает. Но работает. Он смотрит на меня, тяжело вздыхает и сжимает пальцы крепче.

— Петь, — говорю я мягко, но настойчиво. — Пожалуйста, не нужно подвигов. Останься дома. Чуточку… ради меня?

Он смотрит мне в глаза долго, нахмурившись, исподлобья, но потом, кажется, расслабляется, и я чувствую, как его большой палец несколько раз скользит по тыльной стороне моей ладони.

— Кто-нибудь сможет сходить не встречу вместо тебя? — не сдаюсь я.

— Даня. Но нужны документы. — Пётр озирается по сторонам, пробегая взглядом по всем горизонтальным поверхностям. — Я же вчера подготовил документы?

— Папка у меня в сумке. Я отвезу.

Он снова разглядывает моё лицо, то ли пытаясь отыскать на нём что-то, то ли просто оценивая возможность делегировать рабочие дела и оправданность дня в постели, но в конце концов соглашается.

— Офис на четвёртом этаже «Флагмана» на Татарке, найдёшь?

— Конечно, найду.

— Я вызову такси.

— Не стоит, я вызову автобус, — улыбаюсь я и пропускаю удар сердца, потому что Пётр проводит подушечками пальцев свободной руки по моей щеке.

— Спасибо, Ась, — говорит. — А теперь отойди от меня, я не хочу, чтобы ты заразилась.

«Твой грипп — мой грипп!» — орёт мой внутренний голос, но я всё же нехотя вынимаю пальцы из его ладони, протягиваю ему вешалку с рубашкой, а он самостоятельно возвращает её в шкаф и достаёт оттуда пижамные штаны. Зачем-то снова краснею, подхватываю сумку и несусь в прихожую.

— Будь хорошим мальчиком, — громко напутствую оттуда, всовывая ноги в ботинки. — Пей много жидкости, чай с лимоном и со всяким там, я подготовила. Если проголодаешься, на плите овсяная каша. Вероятно, мерзкая на вкус, но я старалась. И измеряй температуру периодически. Договорились?

— Ты потом вернёшься? — спрашивает он, когда я зашнуровываю ботинок.

— Боюсь, что нет. У меня куча дел сегодня. Надо домой заехать, отвезти цветочный заказ, а вечером я веду мастер-класс в «Пенке». — В ответ тишина, поэтому неуверенно добавляю: — Но я тебе позвоню.

— Что, ради такого дела даже из чёрного списка достанешь?

— С чего ты взял, что ты в чёрном списке?

— Выяснил опытным путём.

Озадаченно хмурюсь, потом достаю телефон из кармана и открываю список контактов. Нахожу давно потерянный в электронных недрах номер под именем «Петька», провожу пальцем по экрану и смотрю на самую нижнюю строчку карточки контакта: «Разблокировать абонента».

Разблокировать? Как это разблокировать? Когда я его заблокировала?

И тут я вспоминаю то январское утро, когда после трёх дней ожидания звонка я решила, что время вышло и он больше не позвонит, поэтому вызвала Соньку, выложила ей все жалкие подробности неудавшегося романа, пила коньяк, рыдала, сгоряча вносила номер Петьки в чёрный список, потом удаляла оттуда, потом вносила снова и не запомнила, на чём всё-таки остановилась.

Неужели?..

Мы с ним работаем вместе уже больше месяца, и наверняка за это время у него мог возникнуть какой-нибудь повод мне позвонить — мелкий, неважный, деловой. Только…

Только я должна знать.

Поэтому прямо в одном ботинке захожу в комнату, останавливаюсь в изножье кровати и спрашиваю:

— Ты мне звонил? Когда?

Пётр лежит на спине под натянутым до груди одеялом и грызёт губу. Медлит, но всё же отвечает:

— В конце января.

И когда я понимаю, что превратилась в камень и не могу пошевелиться, даже моргнуть не могу, он тихо добавляет:

— Ты просила позвонить, когда я разберусь, чего хочу на самом деле.

_____

[1] «Бензедрин» — торговое название фармацевтического препарата на основе амфетамина, многократно используемое в популярной культуре, в частности — в произведениях битников. Здесь: отсылка к песне 20 Dollar Nose Bleed американской рок-группы Fall Out Boy.

Фрэнсис Скотт Фицджеральд утверждал, что всегда очень тягостно новыми глазами увидеть то, с чем успел так или иначе сжиться. И сейчас я его очень хорошо понимаю.

Я боролась, всё это время боролась с собственным телом, мгновенно ухватившимся за тонкие ниточки и против моей воли упрямо плетущим из них канаты. И с сердцем, запертым на увесистый замок принципов за руинами толстых стен, заложенных на фундаменте взрослых решений. Я слушала разум, всё это время слушала собственный разум, не позволяющий мне забыть, отпустить и броситься навстречу, пусть и придётся ободрать руки о шершавую кору, чтобы насладиться ароматом дубовых листьев. Пока Пётр не сказал, что…