Читать книгу "Владимир Набоков, отец Владимира Набокова - Григорий Аросев"

До свидания, золото, жду Вас.

Твой Папа

14 июня 1920

J. rue Francois, 1er Paris

Мой милый, хороший,

спасибо Тебе за Твое письмецо и за стишок, он мне очень понравился – он простой, грустный и светлый. Я очень по Вам всем соскучился. Завтра будет 4 недели, что я уехал, на такой долгий срок расставаться теперь особенно трудно, и я буду счастлив обнять Вас всех. Я приеду в субботу через Calais. Наверное, кто-нибудь из Вас, а м. б. Вы оба, вместе с Мамочкой поедете меня встречать. Мне очень улыбается мысль прожить еще несколько недель в Лондоне. Нелегко будет нам на новом месте, особенно в Берлине, где условия жизни (продовольствие) настолько хуже, чем в Лондоне, и вся окружающая обстановка настолько более чужда и как-то мало привлекательна. Но ничего не поделаешь, выбирать не приходится, мы не в таком положении, and we must do the best of it [122] … Не знаю, серьезно ли или в шутку Ты пишешь и предлагаешь Тебя командировать.

В этом году мне во всяком случае хотелось бы, чтобы Ты остался с нами, но если это очень интересно, полезно и даст тебе материально что-нибудь, я бы на твоем месте серьезно подумал. Я уверен, что и Мамочка то же самое скажет, как ни тяжела для нее мысль о разлуке. Но Вы уже взрослые люди и в этом вопросе должны быть самостоятельными.

Мне здесь очень хорошо и уютно у Аргутинского [123] , с которым мы живем душа в душу. Он мне поставил очень категорическое требование, чтобы я носил только черные галстуки, и сам подарил мне такой, причем заявил, что все цветные я должен отдать сыновьям, – и это несмотря на то, что мои цветные все очень скромные и неяркие. Я пока протестую, т. к. терпеть не могу черные галстуки, но он очень настойчив.

Поцелуй от меня нашу дорогую маленькую Мамочку, – я сегодня едва ли успею ей написать, вернусь домой только поздно вечером, а сейчас должен идти в Comissariat de Police прописываться, потом в посольство, завтракаю у молодого Каменка [124] , потом к Аджемову [125] и т. д. Целую тебя крепко, мой хороший пупсик, целую Сережу. Не изводи Ольгу, пожалуйста. До скорого свидания, милый. Твой папа.

Berlin-Grunewald

16 октября 1920

Egerstr. 1

Милый сын,

я вчера поздно вечером вернулся из Галле – съезд еще не кончился, но мне стало нестерпимо, и после того, как я 4¼ часа подряд слушал Зиновьева [126] (вот кому хотелось сказать «Мы побежим…»), я решил сам «побежать». О том, что там происходило, Вы знаете (Ты и Твой брат) из моей корреспонденции в „New Russia“, которая появится через 1½ недели, в номере от 28 октября, и из моих фельетонов в «Последних новостях». Собственно говоря, ничего уж такого особенного не произошло. Но были моменты, когда я думал, что одна половина участников съезда поколотит другую; – думал – и втайне надеялся…

Посылаю Тебе очень милую задачку. „Weiß zieht und macht Remis“ значит не «белый тянет и ремизится», а «белые начинают и делают ничью». Пришли мне ответ. Для решения задачи Тебе потребуется не больше 5ти минут.

Посылаю Тебе также очаровательный отрывок из Mark Twain.

Я очень рад, что Вы так часто пишете. Надеюсь, что забастовка не помешает почте, а то Мамочка опять станет мертвенькой… Что касается Вашего путешествия до Остенде, то в сущности это большая удача и счастливая случайность, что Вы (столь талантливо выяснившие itinéraire [127] ), не оказались где-нибудь на пути в Копенгаген или Мюнхен…

Мамочка получила сегодня Твое письмо со стихами (где «балмочь» [128] ). Она уже их переписала. Мы нашли, что в них есть хорошие мысли, но общее не имеет как-то единства настроения и мысли. Но это ничего, не падай духом… («Мы побежим»!)

Все-таки старайся не бросать «Персика» [129] , насколько возможно. Fiacre Balacre хорошо переведен во второй редакции. Мамочка надеется, что она будет окончательная…

Газеты русские для вас собираются. В Китае, по-видимому, республика рухнула. Ты можешь сказать: это меня так же мало интересует, как китайский император…

Целую тебя, милый сын.

Влад. Набоков

Berlin. Grunewald

Egerstr. 1

1 марта 1921

Мой драгоценный,

вот Тебе чек, это на дорогу и уплату мелочей. Пожалуйста, пришли мне баночку Vinolia vanishing cream [130] и пачку Gillete blades [131] . Радуюсь Вашему приезду, несмотря даже на то, что Ты меня выселяешь – из моей же комнаты. Я поправился, но в «Руль» начну ходить только в конце недели. Целую нежно.

Твой Father.

Berlin Grunewald

Egerstr. 1

3 мая 1921

Милый мой мальчик,

ты знаешь, как трудно мне найти время, чтобы написать Вам. О всем нашем несложном житье-бытье ты знаешь от Мамочки, которая Вам правильно пишет. Твое рождение мы праздновали, пили что-то вроде портвейна за твое здоровье. Пасха прошла бесцветно для меня. Я ни разу не мог быть в церкви, и все свелось к большому количеству пасхи и кулича и к упорной изжоге. Бабушка непременно хотела поехать к заутрене и потом ночевать в посольстве [132] , но к счастию отказалась от этого фантастического предприятия. В первый день Пасхи были неизбежны Голубцовы [133] и Новгородцевы [134] , проведшие у нас всю вторую половину дня. Была по случаю 1 Мая забастовка трамваев и Untergrund, так что к нам можно было добраться только по Stadtbahn [135] . Мы с Мамой утром ходили гулять к озеру, было очень хорошо. Вообще здесь сейчас чудесная пора, но к сожалению, все еще не установилось окончательное тепло, а по ночам бывает даже очень холодно.