Читать книгу "Слезы Магдалины - Екатерина Лесина"

Позади осталась дорога на Салем.

Впереди расстилалась ярко-зеленая равнина.

Она спала. Она была прекрасна, и человек, спустившись с чердака, преклонил колени.

– Спала Богородица Мать во святом граде Вифлееме. И явился ей сон страшен и ужасен, – прошептал он, убирая с лица пряди волос. Спящая не шелохнулась.

Следовало поторопиться, но... прежняя решимость внезапно исчезла. А если ошибается? Если и тогда, раньше, ошибался?

Нет! Все верно! И пусть нету на груди медальончика заветного – спрятала. Ничего, скажет, где. Вернет отнятое.

– Всю ночь маялась Божия Мать, места не находила, сердце и душу свою теребила. Снился ей сын ее единый Христос, к столбу привязываемый, веревками крепкими связанный, кнутом избиваемый, плетьми битый. Видела Божия Мать, как сына ее стальными прутами били, кости и плоть его давили, пинали, плевали, терзали, покою и продыху не давали...

...всю жизнь били-били, мамочка. Давили. Ломали, вытравливая последнее свое, пихая в душеньку чужое. А ты ушла. Бросила. За что? Из-за кого? Разве достоин был тот жертвы твоей? Разве мог я жить без тебя?

Тяжкий путь Боженька положил, но я шел. Я нес свой крест на гору, где распят буду.

Скажи, мамочка, как мне теперь быть?

Уйти нельзя остаться? Казнить нельзя помиловать? Где искать ответов?

– Я не знаю, – шепотом пожаловался спящей, развязывая горловину мешка. Узлы тугие. А ногти короткие, скользят по бечевке. Вместо молитвы из горла рвалось продолжение клятого сна. – На гору гнали, на кресте распинали, гвозди в руки и ноги его вбивали, копьем ребро протыкали, уксус к губам подавали, с креста снимали, в полотно покрывали, во гробе укладывали...

Его тоже укроют в гробу каменном. Если поймают.

Ничего, оплачет Мария-Магдалина душеньку грешную, омоет слезой, как водицей, и чистенькую положит к престолу Господню. Скажет: живи вечно, невинным возрожден.

Наконец, веревка поддалась, и человек вытащил моток веревки с завязанной петлей, черную коробочку со шприцем и двумя ампулами, свечу и молитвенник. После взял одну из ампул и аккуратно разломил у носа спящей.

– С добрым утром, ведьма, – сказал он.

Нынешнее пробуждение было резким, как нырок в ледяную воду. Вонь ударила в ноздри, по телу прошел разряд электрического тока, и Алена открыла глаза.

Человек, склонившийся над ней, улыбнулся.

– Ну здравствуй, – сказал он, убирая ампулу в прозрачный пакет. – Вот мы и свиделись. Не ожидала? Ты прости, что не по плану, что... но мне знак был. Нельзя тянуть. Но так даже лучше. Правда?

Неужели это он, ее палач и мучитель? Пришел слишком рано. Незваный гость, которого прогнать бы. Или хотя бы руку оттолкнуть. Алена хочет. Поднимает руку, но ей только кажется, что поднимает, – рука неподвижна. А ног и вовсе не чувствуется.

Страх мгновенный – парализовало. Воспоминания: Василиса и уколы. Муха должна быть живой, но не должна улететь.

– Ты очень красивая. Тебе говорили об этом? Нет? Зря. Ты на самом деле красивая, но красота – это зло. Заботясь о теле, мы забываем о душе. Выбираем минутное-тленное, отворачиваемся от вечности. Это неправильно.

Он повернул ее голову, чтобы Алена могла видеть. Она видит. Широкие ладони на шарнирах суставов, неправдоподобно узкие запястья, болтающиеся в байковых рукавах. Плечи и голова на короткой шее, будто вдавленная в тело.

Смешной и неуклюжий. Невыразительный. Кожа цвета недопеченного хлеба с черными зернами угрей на лбу. Тонкие стрелки-брови, глубоко запавшие глаза. Губы с короткой щетиной усов.

– Я тебе помогу. Я тебя отпущу... ты поймешь. Они, те, кто раньше, не понимали. Да и я сам не хотел говорить. Какой смысл открываться тем, кто есть тьма? Ты – другое. Я за тобой смотрю.

Подсматривает. Подкрадывается по ночам, преследует днем, кружит голодным волком, дожидаясь, пока добыча ослабнет.

Трус! Сволочь!

Он зажег свечу, поставив в изголовье, сам сел на пол, скрестив ноги – с грязных кроссовок на пол посыпались комья глины, – и открыл тонкую книжицу в черной обложке.

– Мы умерли для греха: как же нам жить в нем? Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились? Итак, мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни[8].

Алена слышала только одно слово – «смерть».

Убьет-убьет... а Влад помочь обещал. Сбежал. Мишка предал. Танька не узнает, что его поймала на кольцо-крючок черноволосая ведьма. Танька будет проклинать и пить. И тоже когда-нибудь умрет от горя. И сам Мишка, не выдержав неволи в руках той, которая притворилась его сестрою. И она... и маньяк... и все умрут, чтобы... что?

– Ибо если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть соединены и подобием воскресения...

Ничего. Смерть – конечна. Нету ничего за чертой. Не там, но здесь прощать надо, чтобы уйти легко, даже когда уходить не хочется.

– ...ибо умерший освободится от греха, – закончил чтение убийца и представился: – Евгений. Пить хочешь? Нет? Что ж они тебе вкололи-то?

Сейчас его прикосновение не было ни отвратительным, ни ужасным. Теплые руки.

А на полу шерстяной змеей веревка свилась. Не стоит на нее смотреть, но выбора у Алены нету, она не в состоянии голову повернуть. Разве что глаза закрыть.

– Не надо, – попросил он. – Скоро все закончится. Скоро все будет хорошо...

Он отступил. Взял веревку и принялся ходить по комнате, примеряясь то к одному, то к другому углу. Все это время он продолжал читать, хотя книга осталась на подушке возле Алены.

– ...ибо когда вы были рабами греха, тогда были свободны от праведности.

Остановка. Долгий взгляд в потолок. Петля свисает с руки, а толстый – с кулак – узел лежит на ладони.

– Какой же плод вы имели тогда? Такие дела, каких ныне сами стыдитесь, потому что конец их – смерть.

Табуретка упирается четырьмя ногами в пол. Скрипит, принимая вес. Алена видит спину и плечи, вздыбившиеся под рубашкою мышцы. А голос стал глуше, но слова по-прежнему различимы.

– ...но ныне, когда вы освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость, а конец – жизнь вечная.

Он спрыгивает с табурета и смотрит на петлю. Хмурится. Забирается вновь, поправляя.

– Ибо возмездие за грех – смерть, а дар Божий – жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем.

Больно не будет – Алена ведь ничего не чувствует. Спасибо Василисе за извращенное милосердие. Нет необходимости бежать, кричать, пытаться придумать спасение. Жертва будет покорна. Но, кажется, Евгению это не по вкусу.