Читать книгу "Тайна царского фаворита - Елена Хорватова"

Внутренний голос упрямо нашептывал мне, что это не так… Но можно ли полностью положиться на слова внутреннего голоса? Вдруг все это простая игра воображения?

После всех приключений мне, естественно, не спалось. И даже нянин липовый отвар и то легкое снотворное на основе брома, что доктор выписал для Ани, нисколько не помогли. Стоило хоть ненадолго провалиться в дрему, как перед глазами начинали мелькать обрывки пережитого кошмара – то безумное лицо Степанчикова, то его затылок, на который я, тщательно примерившись, опускаю фарфоровую скульптуру, то драка, то последующая суета с выносом обезвреженного убийцы…

И я просыпалась с криком, словно в мою душу воткнули иголку, и долго глядела в темноту, в которой продолжали клубиться смутные бредовые видения. Может быть, если бы я нашла силы проанализировать все случившееся, разложить по полочкам, объяснить самой себе разумность и целесообразность собственных действий, стало бы легче, но я слишком устала сегодня, чтобы предаваться философскому осмыслению последних событий. Это нужно делать на свежую голову, после крепкого сна, возвращающего голове ясность, а спасительный сон все не шел и не шел…

Мне даже пришло в голову, не пойти ли к ручью, чтобы сменить Аню и Салтыкова на их посту, все равно ведь не сплю. Но тогда придется им рассказать обо всем, приключившемся в моей спальне, и о неожиданном завершении дела об убийствах юных девиц, а мне нужно как следует собраться с духом, прежде чем подвергнуть хрупкую психику Ани новому испытанию.

Я осталась в постели и на рассвете меня сморил-таки тяжелый, мучительный сон. Привиделась мне Варвара Филипповна. Она пересчитывала белье в гиреевской лечебнице и хмуро ворчала:

– Не хватает трех пар подштанников! Стоило мне ненадолго отлучиться, как все в доме пошло вверх дном. Ну и сюрприз! Вот какое меня ждало возвращение…

И во сне мне было мучительно стыдно за свой недосмотр.

ГЛАВА 29Анна

Аня и Валентин сидели рядом у костерка, накрывшись от ночной прохлады одной шинелью, и вели неторопливую беседу. Спать не хотелось, хотелось, чтобы эта ночь тянулась долго-долго.

Внизу под берегом омываемые прозрачной водой ручейка таились невероятные, чудом найденные сокровища, но они казались настолько призрачными, что эту тему в разговоре старались обходить. Вдруг от неосторожного слова морок развеется и мешок окажется пустым? Да и волновало сейчас совсем другое…

Анюта решилась наконец задать Салтыкову вопрос, который давно ее мучил, хотя сердце и сжималось от собственной бестактности. Но ведь о любимом человеке нужно знать все до конца…

– Валя, обещай, что не будешь сердиться, если я спрошу у тебя одну вещь. Почему ты до сих пор штабс-капитан? Тебе ведь пора уже иметь другой чин.

– А что, штабс-капитаном я тебе не гожусь? – попробовал отшутиться Валентин. – Ну прости, в генералы еще не вышел.

– Господи, о чем ты? Просто я не хочу, чтобы ты скрывал от меня свое прошлое. Расскажи, пожалуйста! Мне очень важно это знать.

– Ну что ж, раз ты так хочешь. Я был разжалован за дуэль.

– Брат, мстящий за честь сестры. – Ане тут же вспомнился Валентин из «Фауста», о котором говорила Леля.

Валентин нахмурился.

– Ну раз ты и так знаешь, то для чего спрашивать? Наверное, Лена насплетничала? В тех обстоятельствах я просто вынужден был стреляться. Нельзя же было допустить, чтобы мою сестру оскорбляли и унижали безнаказанно…

Аня вздохнула. Объяснить, что никто ничего не знает и ни о чем не сплетничал, а ее догадка была всего лишь случайной ассоциацией? Или просто перестать задавать вопросы на эту больную тему?

– Кстати, война списывает старые грехи… Я получил известие о производстве меня в чин капитана, – сказал после некоторого молчания Валентин. – Кактолько мы сможем отвлечься от твоих сокровищ, будем обмывать мои новые погоны. Хочется закатить настоящий пир. А дней через десять мне пора назад на позиции. Загостился я здесь.

– И ты оставишь меня одну?

– Анечка, война еще не кончена, я офицер и должен вернуться в свою часть. Отпуск по ранению не может быть вечным. Но тебя я никогда не оставлю. Если хочешь, мы можем обвенчаться до моего отъезда. Только подумай как следует, зачем тебе нужен пехотный капитан, немолодой, израненный, изуродованный… Ты теперь, наверное, одна из самых богатых женщин Московской губернии и можешь выбирать наилучших женихов. Я-то как раз в качестве жениха отнюдь не подарок. Разумная дама предпочла бы соседа-помещика или интеллигентного сельского врача, жила бы с ним в своем имении, выращивала георгины и парниковые огурцы…

– Я, пожалуй, выберу сельского врача, чтобы иметь возможность бесплатно пользоваться медицинскими консультациями, – засмеялась Аня. – Только при условии, что это будет не такой старый зануда, как наш здешний доктор. Но даже если множество юных красавцев-весельчаков с медицинскими дипломами станут просить моей руки, я все равно предпочту всем врачам в мире одного пехотного капитана, который несет всякую чушь и никак не может остановиться. А если ты считаешь, что таким дурацким образом предложил мне руку и сердце и этого вполне довольно, то я, признаться, хотела бы услышать предложение, облеченное в более романтическую форму.

Валентину ничего не оставалось, как добавить к своим словам изрядную долю романтики, и после долгих поцелуев Аня наконец прошептала:

– Послушай, мне в голову пришла одна мысль – я тоже пойду с тобой на фронт, сестрой милосердия. Я ведь училась на сестринских курсах. Надеюсь, командование не будет чинить препятствий и отправит меня именно в тот полк, где служили и мой покойный, и мой здравствующий мужья.

Валентин вздрогнул и горячо заговорил о том, что никак не может одобрить подобное решение. Ведь Аня не знает, что такое война! Это только в статьях фронтовых корреспондентов боевые действия кажутся захватывающим приключением, а на деле – это кровь, грязь и постоянная, выматывающая душу близость своей и чужой смерти…

Причем чужая смерть даже страшнее, чем собственная. Когда твой друг у тебя на глазах превращается в разорванный снарядом труп; когда ты слышишь стоны людей, умирающих в страшных мучениях и умоляющих, чтобы их пристрелили; когда в атаку приходится бежать по телам убитых, а в голове бьется одна мысль – нужно уничтожить как можно больше немцев, превратившихся в обезличенную, лишенную человеческих черт серую толпу противников, бегущую навстречу русским цепям со штыками наперевес… Разве женщине место в этом аду?

Говорил он долго, веско, приводя все новые и новые аргументы…

Аня слушала внимательно, но, похоже, придерживалась прежнего решения.

– Знаешь, – тихо сказала она наконец, – в свое время мой дед, тот самый, что похоронен здесь в парке, вон там, за деревьями видно его надгробие, так вот, дед отправился на Балканскую войну, а бабушка решилась его сопровождать. А война с турками – тоже дело не из легких, даже если судить по картинам побывавшего там Верещагина. И кровь, и грязь, и смерть, и нечеловеческая жестокость, и все ужасы войны были налицо, вот разве что газовыми атаками тогда еще не баловались. Так вот, дед написал в своем прощальном письме о решении жены отправиться в действующую армию вместе с ним: «Одобрить этого не могу, но и воспрепятствовать сил не имею. Предадимся в руки Божий, лишь Он властитель наших судеб». Ты не находишь, что только так и следует поступать, если ты сам не в силах кому-либо что-либо запретить?