Читать книгу "Тени Радовара - Марлус Морсхёйс"

Он показывает рукой на балкон.

– Госпожа Хаверс и госпожа Бергер останутся на время у нас, пока мы не удостоверимся, что всё вернулось на свои места. Мы же не хотим, чтобы с ними что-нибудь случилось, правда?

Вдруг раздается выстрел.

– Нет! – кричит Килиан.

Но его мама как сидела, так и сидит на перилах. А рядом с ней на пол, как оставленная кукловодом марионетка, оседает Калтер.

Минке вихрем проносится в сад и направляет ружье на Старкина. За ней бегут Залман и Тони. Старкин пускается наутек. Минке держит его на прицеле. Палец на крючке.

– Нет, Минке, не стреляй! – кричит Залман.

– Назови хотя бы одну причину.

– Ты же не хочешь стать убийцей?

Минке головой указывает на балкон.

– С этим вопросом ты слегка опоздал.

– Там была экстренная ситуация. А сейчас, если ты выстрелишь, это будет убийство. Старкина мы и так поймаем. Давай сюда ружье. Ты молодец.

Минке поворачивается к ним и прикладывает палец к губам. Затем очень спокойно идет за Старкином, который, спотыкаясь, пытается обогнуть дом.

– Задержите эту психопатку! – истерично орет он.

Минке делает еще несколько шагов. На лице у нее, когда она прицеливается и жмет на курок, играет легкая улыбка. Пуля пролетает над головой у Старкина. Президент Радовии с причитаниями валится на землю и поднимает руки вверх.

– Не стреляйте, не стреляйте!

Минке приставляет ему дуло к самому сердцу. По брюкам Старкина расползается темное пятно.

– Пиф-паф! – говорит она.

Глава 44

– Твой отец жив, – говорит Генриетта Хаверс Килиану. Она растирает запястья, чтобы восстановить кровообращение.

– Ура.

– Это хорошо – значит, Минке никого не убила. Иначе ей бы пришлось жить с этим всю жизнь.

– Если что, я специально целилась ему в плечо, – говорит Минке.

– А в Восходе у тебя был такой же план? – спрашивает Хаверс.

Минке краснеет до корней волос.

– Простите меня, пожалуйста. Я надеюсь, что только что загладила свою вину.

– С лихвой. Все мы ошибаемся.

Йона следит за этим разговором издалека. Она лежит на траве с закрытыми глазами. Так легче притвориться, что мамы рядом нет. Там, на балконе, мама была очень напугана. Страх, отчаяние и глубокое горе в глазах, когда она увидела дочь.

– Прости меня, – слышит Йона. Этот голос она за прошедшие месяцы слышала в кошмарах тысячи раз. «Прости меня, прости меня, прости меня – но я всё равно отправлю тебя в дом-минус. Прости меня». Слова вспыхивают на ней, как искры в сухом лесу, и она взрывается. Она хочет молотить ногами, кричать и кусаться. Но вместо этого крепко зажмуривает глаза и ждет, пока пламя не перестанет бушевать.

– Прости меня, – произносит Йона ровным тоном. Она уже не понимает, осталась ли в ней злость. Знает только, что очень устала.

– Я прошу у тебя прощения, – говорит мама. – И папа тоже. Ты его не узнаешь: он постарел лет на двадцать.

– Да, из-за того, что я угробила наш семейный счет. Что вся проделанная работа коту под хвост. И репутация семьи Бергер запятнана навсегда. Я принесла вам только позор. Но не бойтесь, домой я больше не вернусь. Зарабатывайте спокойно свои баллы, я вам больше не помешаю.

– Нет, Йона! Ты не понимаешь. Папа очень по тебе скучает. Он не может себя простить за то, что выгнал тебя. И я тоже, – добавляет она шепотом. – Мы трусы. Но мы так тобой гордимся!

Йона открывает глаза и смотрит на маму. Она выглядит не так, как раньше. Как будто с нее сошла та мягкая и теплая аура, которой она была окружена. А эти седые прядки… Кажется, раньше их не было.

Мама опускает голову.

– Мы с мамой Килиана просидели несколько часов взаперти. Она рассказала мне о домах-минус. И о домах-плюс. Мы не знали, Йона…

– Я тебя предупреждала. Ты мне не поверила.

– Да. Я не верила, что в людях может быть столько зла. И мне было непонятно, откуда ты можешь знать о таких вещах. Что мне оставалось делать?

– Доверять мне.

– Да. Но и ты тоже могла бы больше мне доверять. Если бы ты рассказала, чем ты занимаешься…

– Чтобы ты потом всё рассказала папе. А мы с тобой прекрасно знаем, что единственное, чего хочет папа, – зарабатывать баллы.

– Ты ошибаешься. Я понимаю, почему ты так думаешь, но единственное, чего он хочет, – чтобы вы с Джимми жили лучше, чем мы. С того самого момента, как мы приехали в Радовар, это было его единственной целью.

– Значит, он нашел довольно странный способ это проявлять.

– Такой уж он у нас. Не любит слов. Он делал то, что ему казалось правильным. Ты и представить себе не можешь, как мы переживали все эти месяцы. Он даже во сне о тебе говорит.

– А написать мне письмо в Мин-III ему, конечно, было не по силам.

– Он писал тебе каждую неделю. Даже Джимми несколько раз посылал тебе открытку.

– Я их не получала… Минди меня с самого начала возненавидела, – шепчет Йона. На вопрос мамы, кто такая Минди, она только качает головой. Потом. Может быть.

– А когда выяснилось, что домой тебе приезжать нельзя и нам нельзя приехать к тебе, папа пошел к Флису. – Мама хватает ее за руки. – Я очень надеюсь, что ты дашь нам еще один шанс. – Она не сразу решается сказать, но потом улыбается сквозь слезы: – Может быть, ты еще раз приготовишь нам ужин? Те авокадо с креветками выглядели просто потрясающе.

«Прости свою маму», – прошептала ей Анна.

– Может быть, – отвечает Йона.

– Йона! – Килиан подходит и помогает ей подняться с земли. – Нам еще надо подписать соглашение.

– Где твой отец?

– Калтер? Тони оказал ему первую помощь и сейчас повезет в больницу. Залман и Тони отвели Старкина в дом и всё там проверили. Там пусто, не считая двух испуганных ребят из обслуги, прятавшихся под кухонным столом.

И вот они уже сидят за огромным белым столом, в белых кожаных креслах, стоящих на полу из белого мрамора. У Старкина на коленях лежит полотенце, Минке держит его под прицелом.

– Пусть эта ненормальная опустит ружье, – ругается он.

– Не вижу необходимости, – отвечает Диана Дейр. – Кто знает, что ты еще выкинешь.

– Я? Это всё Калтер. Я, конечно, знал, что он честолюбив, но не мог даже предположить, что он так разойдется. Наверное, он провел этих женщин через заднюю дверь. Если бы я знал, что он не думает, а действует напролом, я бы уже давно его уволил.

Йона видит, что Килиана бьет мелкая дрожь: он трясется, как ракета перед стартом. Она берет его за руку, чтобы он не вскочил с места.