Читать книгу "Проклятая сабля крымского хана - Ольга Баскова"

— Чую я, беда, Сеня. На сей раз проверят меня основательно.

Шурин не стал его успокаивать:

— И верно. Так глубоко ни разу не рыли.

— А все зависть проклятая… — Промышленник споткнулся на последнем слове. Проклятая… Он вдруг вспомнил о сабле, которую старьевщик назвал прóклятой. Не с нее ли начались его беды?

— Что делать будем? — вклинился в его мысли Семен.

— Беги домой, спустись в подземелье, зайди в кладовую, где мои богатства, — сказал Акинфий. — Сложи все в мешок вместе с документами и скройся.

— А как же… — начал Пальцов.

Демидов поднял длинный палец с отточенным ногтем:

— Делай, как я сказал. Тонны руды нам не унести, не спрятать. Найдут — попробуем как-нибудь отбиться: дескать, все учтено, а документы где — неведомо. Может, при пожаре сгорели. За тобой, мой дорогой, бросятся за тобой в погоню, обязательно бросятся. Спрячь все это в лесу, на болотах, где раньше колдунья жила. Если не поймают — беги на Кубань. У казаков укроешься, отсидишься, пока все не утихнет.

Заслышав шаги, Демидов толкнул шурина к кустам, а сам, приосанившись, чтобы не выдать волнения, двинулся к проверяющим.

Васильев с тульским подьячим Яковом Самсоновым, прикрепленным к нему на время проверки, вышли из конторы.

— Что-то, батюшка, Акинфий Никитич, приказчика твово найти не можем, — елейно проговорил Яков, и его некрасивое, изрытое оспой лицо изобразило удивленную гримасу. — Не видал ли его?

Акинфий покачал головой.

— Я видаюсь с ним, когда мне надобно, — глухо ответил он.

— А сейчас не нужно? — поразился Васильев. — Шурин ваш многое мог бы прояснить. — Так где он?

— Сказал же — не ведаю. — Губы Демидова презрительно скривились. — Вам надо — вы ищите. — Он махнул рукой и прошел в контору.

— Думаешь, сбежал? — спросил Васильев у Якова.

— Вестимо, сбежал, — гримасничал тот. — Это плут известный. Ежели его родственник виноват, нужные нам бумаги дома хранятся. Думаю, Сенька сначала домой забежит, а потом, как заяц, в лес сиганет. Есть там проторенные тропки…

— Солдат тебе дам, — сказал Васильев и потер гладкий подбородок. — Как хочешь, но достань мне его, хоть из-под земли.

* * *

Семен Пальцов, выполнив просьбу шурина, взял из кладовой документы и сокровища, а также какой-то футляр из красного дерева. Он оказался тяжелым, и Семен, спотыкаясь о толстые корни сосен и камни, раздвигая руками тяжелые ветви, коловшие его в веснушчатые щеки, с трудом продвигался дальше. Вот и топкие болота, через которые без проводника не пройдешь, и остов избушки, где двести лет назад жила колдунья. Говорили, она хорошо предсказывала будущее, но это ей не помогло. Когда очередной град побил урожай, толпа, вооружившись кольями, бросилась расправляться с нечистой силой, но никого не нашла: наверное, старуха и вправду видела будущее. В гневе народ сжег избушку, но черный, обугленный остов, наполовину сгнивший, еще стоял, напоминая о людской неблагодарности (по слухам, многих колдунья от тяжелых болезней на ноги подняла). Оглядевшись по сторонам и убедившись, что, кроме болотных птиц, он никому не интересен, Семен выкопал руками яму в корнях сосны и, опустив туда мешок и футляр, хотел засыпать тайник землей и прошлогодними листьями, воткнуть приготовленный из веток крест, чтобы легко отыскать место, однако какая-то сила, возможно, колдовская (кто знает, вероятно, дух старухи бродил неподалеку), заставила его открыть крышку и поглядеть внутрь. Чахлые лучики солнца, пробившись сквозь густую листву, упали на драгоценные камни, и Пальцов зажмурился. «Откуда богатство такое?» — подумал он, и тотчас нехорошая мысль огнем прожгла голову. «Бежать с драгоценностями, Демидов сказал, что на Кубани не найдут». Держа саблю в руках, он замешкался, и это стоило ему свободы.

— Стой, Пальцов! — послышался знакомый голос Самсонова, и Семен, молниеносно присыпав тайник, бросился в гущу леса, почти не разбирая дороги. Он слышал топот нескольких пар ног и понял: Яков не один. С ним наверняка солдаты…

— Стой, сам знаешь, дальше топь, утонешь почем зря! — закричал Самсонов, и Семен, почувствовав, как почва ползет под ногами, остановился. «Ничего мне не сделают, — подумал он, — скажу: ничего не ведал о делах шурина». Он вышел из-за дерева, и солдаты набросились на Пальцова, скрутили руки.

— Бежал-то зачем? — поинтересовался Яков, ухмыляясь тонкими губами. — Неужели с Демидовым столько дел наворотили, что скрываться надо?

— Грибы решил собрать к обеду, — буркнул Пальцов. — Между прочим, когда услышал, что ты меня зовешь, сразу остановился.

— Ну-ну. — Яков еще раз усмехнулся и похлопал его по спине: — Идем. Тебя уж заждались.

Васильев, увидев приказчика, решил оставить его под охраной, запереть в одной из комнат конторы. Ему не верилось, что шурин Демидова не сбежит снова, если ему представится такой случай. А упускать Пальцова ни в коем случае было нельзя. Решение, на основании которого Никита Демидов, отец Акинфия, стал строить завод, не нашли. Всей документацией ведал главный приказчик, но он клялся, что никогда ничего подобного у Акинфия не видывал.

— Ей-богу, — он размашисто крестился с угодливым выражением на лице, — может быть, после смерти отца Акинфиева и был какой-то указ, да только пожар случился в тысяча семьсот восемнадцатом. Заводы возьми и сгори, может, письма и те сгорели — кто ведает!

Васильев задумчиво листал книги текущего учета. Записи в них ему тоже не нравились: то чугун указывался по весу без цены, а то — без того и другого, чугун часто не разделялся по своим особенностям, записывался одной суммою. Обработать такой материал, чтобы выявить общую картину, было невозможно. Книг за два года не имелось вообще, а в наличной учетной документации были большие пропуски.

— Может, сведения за ранние годы найдете в ведомостях, поданных в Берг-коллегию, — отвечал Пальцов, — других книг никогда не было, у хозяина спросите. Новые он мне заводить не приказывал.

Васильев и Самсонов переглянулись. «Черт», — пробурчал Яков в тараканьи усы и согнулся перед Васильевым.

— Найдем, найдем все, что вам нужно, — прошелестел он, показав съеденные передние зубы. — Не любят в наших краях Акинфия. Говаривают, и на Урале его не жалуют. Смертным боем он сечет тех, кто провинился. Бывало, прохожие слышали, как приказчики батогами лупят неугодливых хозяину.

Следователь вздрогнул:

— Почему же никто не жалуется, челом не бьет? Императрица этого не любит.

— У нас кажут: до Бога высоко, до царя далеко, — философски заметил Яков. — По мне, так лучше побои вытерпеть: мужик наш — он к порке привычный.