Читать книгу "Давай надеяться на лучшее - Каролина Сеттерваль"

За какие-нибудь две недели я истощила запасы одиноких мужчин в радиусе ста километров и не смогла сказать «да» продолжению общения ни с одним из них. Пораженная, я сообщаю об этом эсэмэской подруге, которая не верит мне. Она просит послать ей скрин-шот, и я тут же выполняю ее желание. Приложение показывает пустую карту и просит меня подождать несколько дней. «Это же просто невозможно», – отвечает она, сопровождая свои слова целым рядом восклицательных знаков. «Кто-то ведь тебе приглянулся или, по крайней мере, заинтересовал?» Я пристыженно отвечаю, что нет. Она критикует меня, вполне обоснованно называя меня мелочной и слишком разборчивой. Строго призывает меня сказать «да» новой жизни и мужчинам в приложении, чтобы что-то начало происходить. Если я отказываю всем, то никто не может выбрать меня. Она подчеркивает: если я провожу пальцем по фотографии мужчины вправо, это еще не означает, что я дала обещание прожить с ним до конца своих дней. Я понимаю, что она права. Однако думаю, что материала все же недостаточно, трудно построить совместное будущее с мужчиной на основании фото профиля в телефоне. Возможно, не через такое приложение я найду спутника жизни и родственную душу. Возможно, это должно произойти как-то иначе. Надо только сообразить, как именно. В тот же вечер я удаляю это приложение со своего телефона и решаю пока отложить проект в долгий ящик.

Апрель 2016

С тех пор как Иван начал ходить в садик, а я вернулась на работу, я никогда не расстаюсь с телефоном. Даже на минуту. В обеденный перерыв он лежит на столе, рядом с тарелкой. Он со мной и во время перерывов на кофе, и когда я иду в туалет. Если я в какой-то момент забываю телефон на рабочем столе, меня охватывает паника. Если телефон звонит во время совещания, я извиняюсь и говорю, что должна посмотреть, кто это меня ищет. Случается, я лгу, говоря, что жду звонка от врача. На самом же деле я панически боюсь пропустить звонок из садика. Если с Иваном что-то случится в тот момент, когда он не со мной, я хочу примчаться к нему как можно скорее. Одна мысль о том, что он может удариться или заболеть, а садик не дозвонится до меня, вызывает у меня сердцебиение. В тех случаях, когда на дисплее высвечивался номер садика, я прерывала любое совещание и отвечала, запыхавшись, после первого же звонка.

И сегодня, когда звонит телефон, я как раз собираюсь пойти с коллегой на обед. Мы только что закончили обсуждать, куда пойдем, когда в кармане у меня начинает вибрировать телефон. На дисплее возникает неопознанный номер, и, хотя это против логики, я думаю, что звонят из садика. Хотя номер садика занесен у меня в контакты, я предполагаю, что кто-то из воспитателей звонит со своего личного телефона. А что, если с Иваном что-то случилось? А что, если я должна срочно лететь к нему? Те времена, когда я не отвечала на звонки с неизвестных номеров, закончились два года назад. И на этот раз я взволнованно отвечаю.

Звонят не из садика. И не по работе. Вместо этого в трубке раздается голос мужчины, который представляется, произнося название фирмы, совершенно мне незнакомое. Говорит он быстро, и прежде чем я успеваю его остановить, он говорит, что сожалеет по поводу того, что произошло с тобой. В полном недоумении я благодарю его, и он продолжает. Он говорит, что ему нужен номер моего счета – его фирма хочет внести деньги мне и моему сыну. Теперь я совсем ничего не понимаю. Внести деньги? От кого? За что?

Разум возвращается ко мне, я останавливаю мужчину в трубке, прошу его повторить свое имя и название фирмы, из которой он звонит. Он тут же прерывает поток слов и извиняется. Откашлявшись, он начинает сначала, говоря на этот раз куда медленнее. Объясняет, что является владельцем фирмы, которая занимается тем же, чем когда-то занимался ты, и когда ты умер, они взяли на себя большинство твоих крупных клиентов. В течение первого года они откладывали часть своих доходов, и теперь ему нужен мой номер счета, чтобы перевести деньги мне и Ивану. Как жест, как обещание – они приняли это решение в конце того года, когда ты умер. Он спрашивает, на этот раз осторожнее, известно ли мне, о чем он говорит. Утверждает, что сообщил об этом моей подруге, которая взяла на себя заботу обо всех бумагах и телефонных разговорах после того, как ты умер.

Теперь все встает на место. Я вспоминаю разговор, состоявшийся в тот день, когда мы хоронили тебя. Перед тем, как в часовне начали собираться гости, меня вдруг посетила мысль – вероятно, потому, что многие из них были связаны с тобой по работе, – что я понятия не имею, как они будут справляться без тебя. Кто будет обслуживать их почтовые серверы, обновлять их программные продукты, оплачивать их лицензии, контролировать домены – делать все то, что делал ты и в чем я ничего не понимаю? Неужели мне придется вникать в твою работу, сортировать твои файлы, разбираться в информации на всех твоих жестких дисках? Может быть, это надо сделать срочно? Я обсудила свою внезапную тревогу с подругой, которая тут же успокоила меня и заверила, что об этом мне даже думать не стоит. Все уже устроено. Затем она рассказала мне, что нашла фирму, которая смогла быстро взять на себя всех твоих крупных клиентов. Владелец этой фирмы, как она рассказала мне в часовне, очень милый человек, которого тронула наша судьба, и он захотел нам помочь. Он пообещал ей в течение первого года откладывать небольшую часть полученного за каждый час работы вознаграждения в качестве подарка мне и Ивану, а моя подруга, в свою очередь, пообещала ему сообщить мне об этом. Я восприняла информацию, была тронута его инициативой, а потом забыла и больше не вспоминала об этом. Все это было ровно год и четыре месяца назад.

И вот сейчас он здесь, у меня в телефоне, и хочет номер моего счета. Не успеваю обдумать и потому не знаю, что отвечать. Этого человека я не знаю, я не заслужила денег его фирмы. Он не должен ничего вносить на мой счет. Он мне ничего не должен. В растерянности я благодарю его за его заботу, но заверяю, что в этом нет необходимости. Однако он настаивает. Какое-то время я отговариваюсь, но он продолжает настаивать. В конце концов я даю ему номер своего счета. Извиняющимся тоном я сообщаю ему номер и говорю, что не знаю, как его благодарить. Он отвечает, что благодарить его не нужно. Нам обоим этот разговор дается непросто. Когда я сообщила ему номер счета, никому из нас не приходит в голову, что еще сказать. Я говорю «спасибо» еще несколько раз. Он говорит «не стоит» еще несколько раз. Затем мы прощаемся, я так и остаюсь стоять посреди комнаты – в том положении, в котором находилась, когда раздался звонок.

Только теперь я осознаю, что коллеги с любопытством смотрят на меня. «Что это было?» – осторожно спрашивает один из них. Я объясняю. Описываю, хотя вроде бы никто не заставляет, как глупо я себя чувствую, приняв деньги от человека, которого даже не знаю. Коллега спрашивает, о какой сумме идет речь. Я отвечаю, что понятия не имею. Надеюсь, что не очень много. Пара-тройка тысяч, не более. Коллега призывает меня проверить счет – может быть, деньги уже поступили? Я слушаюсь его совета. Захожу в мобильный банк и вижу, что никакого поступления там нет. Возможно, на перевод средств уйдет несколько дней. Мы надеваем куртки и идем на обед.

Несколько дней спустя деньги поступают на счет. Почти тридцать тысяч. Внезапно на моей зарплатной карте больше средств, чем когда бы то ни было. Мне странно держать там деньги. Я не знаю, что с ними делать. Они не имеют ко мне никакого отношения, это ведь твои деньги. Но тебя нет. А я получила их в качестве благородного жеста от доброго человека. Я пытаюсь, но не могу отогнать чувство, что я их не заслужила. Я не заслуживаю вознаграждения за то, что прошла через все то, через что мне пришлось пройти, и даже за то, что я мама Ивана. Иван унаследовал все, что ты оставил после себя, немалая сумма денег лежит на его счету в ожидании того дня, когда ему исполнится восемнадцать.