Читать книгу "Тайна третьей невесты - Кира Измайлова"

– Решил пошутить. Не сдержался. Захотелось. Все звучит одинаково скверно, правда?

Я кивнула и открыла было рот, но он не дал мне заговорить:

– Сам знаю, как выгляжу со стороны. Но я подумал: лгать такой девушке, будто влюбился с первого взгляда, еще хуже, чем урвать поцелуй без спроса. Я знал, что в твоих краях и временах девушки не позволяют себе ничего подобного до замужества, но закрыл на это глаза. Это низко с моей стороны.

– С первого? – зачем-то переспросила я.

– Нет, конечно же, – серьезно сказал Грифон. – Тогда я тебя и не рассмотрел толком, я вообще мало что различал – в глазах было темно. Наверно, со второго. Или даже третьего… Знаешь, при дворе есть рыжие, но они совсем не такие. Наверно, все дело в веснушках. Или в глазах. Или еще в чем-то, я так и не сумел понять, зато никак не мог забыть… Мне жаль, что я напугал тебя.

– Вовсе нет…

– Я же чувствовал. Поначалу ты растерялась, а потом… – он покачал головой. – Страх и отвращение ни с чем не спутаешь.

– Вы действительно повели себя неожиданно, – перебила я, призвав на помощь все свое хладнокровие. – Я не ожидала ничего подобного и растерялась, не представляя, как реагировать. Но, наверно, если бы я не просто испугалась от неожиданности, а действительно испытывала к вам неприязнь и даже отвращение, то не пришла бы сюда снова, не так ли?

«Не видела бы снов, не думала о тебе днем и ночью, не вспоминала, не изображала раз за разом твое лицо на бумаге, чтобы сразу же отправить рисунок в огонь!»

– Тебя бы посланником куда-нибудь отправить, цены бы тебе не было, – после долгой паузы произнес Грифон. – Если у вас все выражаются вот этак, то…

Наверно, он хотел посочувствовать моим современникам, но я, уже привычно привстав на цыпочки, дотянулась до краешка его рта, и слова остались несказанными. И я отбросила ту стыдливость, о которой мне твердили едва ли не с самого рождения, задвинула ширмой уголок, оставив в нем тетушку с матушкой ужасаться моему поведению. Зачем думать о том, что может когда-нибудь случиться, о том, что я, наверно, выйду замуж за достойного человека и стану ему примерной женой, если… если в моей жизни уже никогда не будет Грифона?

Все теперь вышло иначе – он едва притрагивался губами к моим, короткими, почти невесомыми поцелуями, вынуждая тянуться к нему, выше и выше, пока не закружилась голова. Воздуха не хватало, все тело горело, почти как во сне, только… только теперь руки Грифона мне не грезились, одновременно грубоватые и нежные… На этот раз он не торопился.

Это было все равно что прыгнуть в холодный омут с дедовых плеч – невозможно страшно! И в то же время бояться получалось только понарошку, ведь я знала, что он не позволит захлебнуться и пойти ко дну, подхватит и поднимет к воздуху и солнцу… Я совсем позабыла это чувство.

* * *

Меня разбудил солнечный зайчик, устроившийся на носу, а еще Тень, вздумавшая согнать незваного гостя. Спасибо, у нее не было когтей, иначе я обзавелась бы отметиной на зависть Каса-Онне…

«Как обычно, – сказала я себе, – ты думаешь о какой угодно ерунде, только не о том, что действительно важно!»

Прямо перед глазами у меня было плечо Грифона, перечеркнутое свежим шрамом – розовая полоска заметно выделялась на загорелой коже. Так-то он вовсе не смуглый (у меня была возможность в этом убедиться), просто не любит бывать под крышей, а солнце его любит – кого другого зацеловало бы до ожогов и красных пятен, а его лишь немного опалило.

Я взглянула выше – подвеска с солнечным ликом затерялась между нами и лишь изредка взблескивала, будто светило утомилось. Грифон спал, лишь ресницы вздрагивали и лоб едва заметно хмурился, когда ветерок из распахнутого настежь окна ерошил и без того растрепанные волосы. Можно было убрать эту прядь у него со лба, но у меня не получалось пошевельнуться. Да и не хотелось, если честно.

Грифон не преувеличивал: на его кровати в самом деле было тесно вдвоем. Ну, если только не прижиматься друг к другу.

Как мы здесь оказались, я не помнила. Все смешалось, и я не была уверена, что хочу распутывать этот клубок, а думать о своем поведении – тем более. Сожалеть о чем-то я уж точно не собиралась, разве только о том, что уже наступило утро, и скоро Грифона призовут дела, и нам придется…

Придется объясняться. Что-то говорить, и я даже знала, какие именно слова произнесет он, и что отвечу я. Вот только мне не хотелось проверять, правильной ли окажется моя догадка. И совсем не хотелось знать, правду ли сказал Грифон о том, что не мог меня забыть, а главное – почему. Может быть, он сам искренне верил в это, но что толку?

Глупо, должно быть, но мне казалось, что я по-прежнему в сказке, и что угодно может разрушить наваждение. Стоит Грифону открыть глаза и произнести хоть слово, как чары спадут, и окажется, что все осталось по-прежнему: его ждут заботы, меня – неоконченное Испытание, из которого я выйду… Наверно, уже не собой. Странно, но это меня не пугало. Я думала только о том, что жаль будет позабыть обо всем… с другой стороны, если я лишусь памяти, то не стану тосковать о несбывшемся. И, наверно, это лучший выход…

«Сказки нужно заканчивать правильно», – говорила кормилица, и теперь я с ней согласилась: иногда не нужно знать, что сталось с героями после слов «и жили долго и счастливо». Тем более в нашей сказке и такого не случится. Нет, возможно, прошлое все-таки переменится, и Грифон не погибнет молодым, а я найду свое счастье с достойным избранником, вот только это будет уже совсем другая история. У каждого своя, общей нам не положено.

Грифон не проснулся, когда я потихоньку выбралась из-под его руки. Не шелохнулся даже, будто спал заколдованным сном… или просто слишком устал за последние дни. Даже если он привык бодрствовать сутками, все равно…

Сборы заняли считаные минуты, и я замерла на пороге. Уходить, не попрощавшись, – попросту недостойно, но как же быть? Оставить записку? Еще того не лучше, это отдает скверными романами… да и что я могу написать? В нескольких словах не выразить всех мыслей и чувств, а если я примусь писать длинное послание, то закончу как раз к вечеру. К тому моменту Грифон неминуемо проснется, и объяснений не избежать.

Я все же нашла на столе его записную книжку – ту самую, в обложке из резной кости, грифель, отыскала чистую страницу и как могла быстро набросала его портрет, таким, каким видела его сейчас – крепко спящим и, похоже, не видящим во сне ничего дурного. И себя нарисовала возле его плеча, а потом смазала этот рисунок так, что штрихи, и без того лишь слегка намеченные, сделались и вовсе едва различимы. Надеюсь, он поймет… Хотя нет, тут же решила я и вырвала листок. Этот рисунок я оставлю себе, уж придумаю как спрятать. А для него…

На этот раз я нарисовала грифона, крылатого зверя с королевского герба, только в лапах у него не было меча – он обнимал ими солнце. И оно, уверена, ни капли его не обжигало…

На руку мне капнула слеза, и я поспешила утереть глаза. Если рисунок еще и намокнет, на нем точно никто ничего не разберет. Разве что Инна-Ро, на то он и чародей!