Читать книгу "Проснись в Никогда - Мариша Пессл"

Я выбралась из постели, стащила пижаму, надела сексуальное белье, которое приберегала для особых случаев, белые джинсовые шорты в обтяжку, которые нравились Джиму, и позаимствованный у Уитли белый топ «Гуччи», оставляющий открытым одно плечо. Я с ним пересплю. Дурацкое решение, которое, однако, наполнило меня возбуждением, — железобетонная решимость, за которую я могла держаться, как за буксировочный трос. Я подвела глаза, накрасила ресницы, намазала губы красной маковской помадой Уитли. Волосы, обычно собранные в хвост, я распустила, чтобы они рассыпались по спине. Потом натянула свои «конверсы», бросила в рюкзак две свечки, взяла с кровати плед.

И побежала на карьер.

К счастью, я думала лишь о своем решении переспать с Джимом и забыла телефон в ванной комнате, на раковине. Видимо, полицейские, сняв данные с

вышек мобильной связи за ту ночь, когда погиб Джим, обнаружили, что мой мобильник не покидал пределов общежития, и заключили, что у меня есть алиби. Впрочем, даже в случае допроса меня вряд уличили бы во лжи. Никто и никогда не подвергал сомнению мои слова.

А зря.

Я добралась до карьера в четверть первого. Джима нигде не было. Он еще не появился. Ночь была прохладной, небо — ясным, ярко светили звезды. Мы всегда встречались внизу, у вышки, и вместе забирались наверх. На этот раз я поднялась первой. Хотелось все подготовить, сделать ему сюрприз. Мне не терпелось поскорее увидеть его, забыть все наши разногласия, чтобы все вновь стало так, как в начале. Но одновременно я боялась — боялась снова оказаться вместе с ним, боялась собственных сомнений. Поднимаясь, я обратила внимание на то, что часть гвоздей, при помощи которых держались деревянные ступени, разболталась. А кое-где гвозди вообще отсутствовали, особенно на самом верху, там, где лестница крепилась к порогу.

На полпути я остановилась. Руки тряслись, и к тому же на левой голени незаметно для меня появилась жуткая кровоточащая ссадина. Я была похожа на освежеванного опоссума. Пришлось спускаться — мне не хотелось показываться Джиму в таком виде. Я не только ободралась, но еще и запыхалась. Уродина. Никакого сравнения с Видой Джошуа, роковой красавицей. Надо было возвращаться в общежитие — единственно правильное решение.

Почти добравшись до земли, я вновь остановилась. Трусиха, размазня! Сколько можно жить pianissimo, по выражению Джима? Почему я всегда так боюсь того, что со мной происходит? Я снова двинулась вверх. «Carpe noctem!» — так обычно кричала Уитли, когда очертя голову бросалась в очередную авантюру. «Живи сегодняшней ночью». Ну а я чем хуже? Когда я добралась до кабинки, то заметила, что некоторые из гвоздей, на которых держались ступеньки, дребезжат.

Я запалила свечи, потом разожгла керосиновую лампу на старом деревянном столе, где были вырезаны инициалы десятков учеников Дарроу. Расстелив на полу плед, я разделась, легла и стала ждать.

Вскоре до меня донесся голос Джима. Он разговаривал сам с собой. Язык у него заплетался.

Я вскочила на ноги, завернулась в плед, подобралась к выходу и выглянула наружу.

Джим был уже на полпути к кабинке. Пьяный, он размахивал рукой и что-то напевал себе под нос. Это были слова новой песни из его мюзикла. Слова, которые сочинила я.

— Древо в темноте растет. В замке кто приют найдет? Где мне предел, где мне прозренье? Смертельный яд мне даст забвенье.

Пробормотав что-то еще, он полез дальше. Я вернулась обратно на цыпочках и легла на плед. Через несколько секунд он будет здесь. И все случится. При этой мысли я почувствовала странную пустоту внутри. Я поступаю не так, как надо. Это совершенно очевидно. Нужно было держаться подальше от Джима. Спала бы сейчас у себя в комнате.

Тут послышался грохот, а за ним — крик Джима.

Я вскочила на ноги. Три ступеньки у самого порога обломились. Джим держался из последних сил. Он пытался уцепиться за следующую ступеньку, но не мог до нее дотянуться. Каким-то чудом ему удалось вытянуть ногу так, чтобы упереться ступней в скрещенные балки, поддерживавшие опоры вышки.

— Би? — Он вскинул голову. Лоб его блестел от испарины. — Боже, Би! Слава богу! — Он протянул мне руку. — Помоги мне.

Мои ноги приросли к полу. Лицо Джима исказилось.

— Беатрис! — заорал он. — Да что с тобой такое? Помоги мне! Беатрис!

Что произошло в эти четыре секунды?

Я никогда этого не узнаю.

Все случилось слишком быстро. Я видела Джима. И при этом не могла сдвинуться с места. И не могла дышать.

Я от всей души хотела бы сказать, что испытывала лишь панику, но это было бы неправдой. К панике примешивалось кое-что еще. Подленькая мыслишка, промелькнувшая в голове. Я понимала, что если втащу Джима в кабинку, то никогда не освобожусь от него. Возможно, Марта была права. Возможно, дело было в стихах, которые он забрал у меня, в альбомах, которые я положила перед ним после того, как он, рыдая, стал приговаривать, что никогда не сравняется с отцом, что для него все кончено, что все его мечты пошли прахом. Я залезла в свой шкаф и отдала ему все мои саундтреки — одиннадцать тетрадей со стихами и рисунками, над которыми трудилась всю свою жизнь, — по той простой причине, что, лишь работая над ними, я была собой. Возможно, дело было в том, как Джим взял их — фыркнул, будто я дала ему ручку, хотя знал, чем они были для меня, что значили для меня, и принялся переписывать стихи к себе в блокнот. Возможно, я подозревала, что, если Джим с такой легкостью забрал написанное мной, он способен забрать и все остальное?

Я колебалась лишь одно мгновение. Потом опомнилась, бросилась к нему, легла на живот и, крепко упершись в проем ногами, чтобы не сорваться, протянула ему руку.

Но было поздно.

Он сорвался, ударился головой о деревянную перекладину так, что с головы слетела кепка, и с глухим стуком упал на землю.

Он лежал в тридцати футах внизу, совершенно неподвижно, и по его щеке сбегала струйка крови.

Следующая минута прошла как во сне. Осознание того, что произошло считаные мгновения назад, утюжило мой помраченный рассудок наподобие бульдозера, тупо сметающего все на своем пути.

«Джим мертв. Джим мертв. Этого не может быть».

Я принялась как безумная носиться по кабинке, дрожа и плача, задувая свечи, запихивая плед в рюкзак. Кое-как натянув одежду, я кубарем спустилась по лестнице, преодолевая по четыре ступеньки зараз, с трудом перебралась через дыру и бросилась в траву.

Потом поднялась на ноги и посмотрела на Джима.

По его щеке струилась кровь. Глаза были закрыты. Он был мертв. Совершенно точно. Надо было вызывать полицию. Я поискала телефон в рюкзаке, но не нашла. Может, я оставила его на вышке? Я подняла голову и обнаружила, что забыла погасить лампу. И тут заросли травы озарились светом фар, точно отблесками лесного пожара. Машина! Она подпрыгивала на ухабах, на колесе гремел разболтавшийся диск, радио надрывалось изо всех сил.