Читать книгу "Узаконенная жестокость. Правда о средневековой войне - Шон Макглинн"

Роджер, уроженец этих мест, был весьма хорошо осведомлен о войне в Англии и всегда старался отразить страдания простых людей. Но те немногие эпизоды гибели, о которых он упоминает в Линкольне, носят случайный характер. Он ничего не говорит о мужчинах, после гибели которых остались женщины и дети; если бы их казнили, Роджер наверняка написал бы об этом. Есть еще два источника, оба на старофранцузском, но лишь один из них упоминает о трофеях, и нигде не говорится о разорении и массовых убийствах. Характер конфликта в Англии смягчил более фатальные эксцессы других войн. Возможно, приказ никого не щадить не был отдан. Как это часто происходит, мы попросту не знаем всей правды. Наиболее знаменитые штурмы крепостей приобрели печальную известность как самые кровавые, но в средние века происходили и другие не менее жестокие осады, о которых нам ничего не известно либо потому, что они не получили отражения в летописях, либо потому, что никто не написал о массовой резне. Частота происходящих осад, смена власти и разорение городов приводили к тому, что многие эпизоды отмечались современниками без особых комментариев. Казнь гарнизона или жителей заслуживала, естественно, большего внимания хронистов, но не всегда. Резня, сопровождающая штурм крепости, была явлением вполне обычным, но, в отличие от грабежей, отнюдь не нормой. Если она происходила, то, скорее всего, являлась результатом прямой политики для конкретной осады. Лишение крова и обнищание уже сами по себе достаточное наказание, о чем недвусмысленно пишет Энгерран де Монстреле после оговоренной сдачи французами Арфлера Генриху V в 1415 году:

…Велел он всех вельмож и воинов, которые находились в городе, взять в плен, а вскоре после этого вывел большую их часть из города в одних камзолах. Затем была пленена большая часть городских жителей, которые вынуждены были за свою свободу выплатить много денег; потом их выдворили из города с большей частью женщин и детей, выдав на дорогу по пять су и часть одежды. То было жалкое зрелище: убитые горем люди, вынужденные покидать свой город и оставившие в нем все свое добро.

Бережливость по отношению к захваченной крепости и к ее жителям диктовалась как циничными, так и гуманными мотивами (в последнее пытаются заставить нас поверить восторженные защитники монархов и полководцев). Каркассон был необходим как экономически жизнеспособная база для продолжения крестового поход против катаров; Филипп Август хотел избавиться от «бесполезных ртов» у Шато-Гайара; во время шотландского похода 1296 года известный своей безжалостностью Эдуард I гарантировал жизнь вражеским гарнизонам осажденных крепостей, тем самым обеспечивая быструю капитуляцию (хотя в этом смысле жителям Берика повезло меньше всех). Но столь же обычным было и влияние, даже давление рыцарского сословия на своих командиров. Вплоть до окончания рассматриваемого здесь периода это можно частично объяснить тем, что рыцари были хорошо знакомы друг с другом, а многих и вовсе связывали родственные отношения (в битве при Линкольне многим из побежденных было позволено беспрепятственно уйти именно благодаря таким тесным связям), однако самым важным оставался фактор самосохранения. Точно так же, как и в случае совершения неспровоцированных зверств по отношению к побежденным, которые надолго сохранялись в памяти и подталкивали к мести, считалось, что проявленное милосердие тоже не останется без внимания. И потом, если вдруг противник в будущем одержит победу, он поведет себя по отношению к побежденным соответственно.

Проведя почти год на осаде Кале, Эдуард III пребывал явно не в радостном настроении, когда в 1347 году город, наконец, пал. Сэру Уолтеру Мони удалось с трудом убедить монарха не устраивать массовых казней: «Милорд, вы можете допустить ошибку, и, кроме того, это будет для нас плохой пример. Предположим, когда-нибудь вы пошлете нас защищать одну из ваших крепостей. Поверьте, если вы сейчас прикажете предать этих людей смерти, мы отправимся туда в не слишком бодром расположении духа, ведь тогда, в случае нашей неудачи, с нами сделают то же самое». Когда Рочестерский замок сдался мстительному Иоанну в 1215 году, ему хотелось весь гарнизон отправить на эшафот. От такого шага его убедительно отговорил Савари-де-Молеон, чьи доводы вполне выдают опасения и расчеты солдат:

Король, мой господин, наша война еще не закончена. Вам надлежит принять во внимание, как может повернуться военная фортуна: ведь если вы сейчас прикажете повесить этих людей, то бароны, наши враги, при таком же стечении обстоятельств, в которых окажусь я или другие вельможи вашего войска, видимо, последуют вашему же примеру, т. е. повесят нас. Поэтому не допустите, чтобы это произошло, потому что в этом случае никто не станет за вас сражаться.

Стратегия щадить или не щадить пленных на том или ином этапе военной кампании применялась в зависимости от текущих обстоятельств или настроения полководца. Одна стратегия могла чисто случайно заменять другую. Но нельзя отрицать, что осадные войны всегда сопровождались жестокостью. Разумеется, во многих случаях масштабы резни преувеличивались, по мере того как хронисты подчеркивали страшную месть правителей по отношению к мятежникам или врагам, но зачастую все так и происходило на самом деле: такие меры были призваны деморализовать вражеские гарнизоны и принудить их к скорой сдаче крепости. Если солдат без колебаний совершал жестокость во время осады, то это происходило потому, что он сам, окажись в подобной ситуации, испытал бы ту же участь. Жестокости и зверства не предназначались для запугивания только мирных жителей. Если гарнизоны оказывали сопротивление, то им в случае поражения было уготовано самое страшное.

Эти угрозы не всегда выполнялись, однако в любом случае гарнизон взваливал на себя очень большой риск. Когда герцог Бурбонский прибыл к стенам Молеона в Пуату в 1381 году, то предложил крепости лишь один шанс для сдачи. Он пригрозил, что если гарнизон не сдастся немедленно, то все потом будут повешены в назидание остальным, кто может оказать сопротивление. Гарнизон не пришлось долго уговаривать: он сдался. В 1224 году Генрих III пригрозил гарнизону Бедфорда, что всех защитников ждет эшафот, если они продолжат упорствовать и не сдадут замок. Когда начался штурм, гарнизон был повержен, а потом всех повесили. Данстебльская хроника оценивает численность гарнизона в восемьдесят рыцарей и воинов (хотя их могло оказаться лишь немногим более двух десятков, при этом троих помиловали при вмешательстве вельмож Генриха. Генрих старался подавить зло в самом зародыше. Бедфорд в этом смысле являлся пунктом сбора мятежников. Король действовал решительно и разослал послания, требующие не идти на компромисс с бунтовщиками.

Угрозы подкреплялись делами. Репутация Вильгельма Завоевателя как безжалостного полководца сформировалась во время войн, которые он вел в своем герцогстве Нормандия. В 1049 году он взял укрепление под Алансоном на северо-западе Франции и велел отрубить защитникам руки и ноги, что даже современники сочли крайней жестокостью. Как отмечает Джон Джиллинджем, «свирепость Вильгельма убедила жителей Алансона в том, что, если они желают сохранить себе руки и ноги, то должны поскорее сдаться. Гарнизон Домфронта также предпочел сложить оружие под впечатлением столь сурового обращения с побежденными».