Читать книгу "Миры Артёма Каменистого. S-T-I-K-S. Скил - Дмитрий Сиянов"

– Наших бью-у-у-ут! – ревёт низкорослый, но очень коренастый бородач, несясь по проходу между столами прямиком на Маньяка (таранить он его собрался что ли?). Раскинув в стороны руки, коротышка, видимо, хотел обхватить и повалить Маньяка на пол, но тот сам справился с этой задачей, при этом успев ухватить несущегося на него мужика за руку и уперев ему ногу в живот – в общем, воспользовался тем же приёмом, что и я, когда столкнулся со спидером в самом начале своей жизни в Улье.

Жертва законов физики оканчивает свой полёт за барной стойкой, сбив по дороге бармена, только поднимающегося из-за стойки с дробовиком в руках, и они оба влетают в стеллаж с бутылками, расположенный за той же баркой (а где ему ещё, собственно, быть?).

К поднимающемуся на ноги Маньяку бежит вся компания обиженного рейдера с явно недобрыми намереньями, и что-то их там очень уж много – ща мы их поубавим!

– Э, мля! – поднимаются из-за стола четверо парней, насколько я помню, пришедших вместе с Варягом и Обломом. – Это тело само в драку лезло! – Но друзья побитых Маньяком мужиков их не слушают.

Я поддеваю ногой стол и, пытаясь охватить взглядом сразу весь его объём, бью даром, придавая мебели ускорение в сторону бегущих к Маньяку людей. Краем глаза замечаю пару мордоворотов, несущихся к нам откуда-то сбоку, – наверное, охрана, то есть вышибалы. И тут же получаю мощный удар в челюсть, отлетаю к стене и ухожу в недолгий нокаут.

Очнулся на полу, в обломках стола. Рядом лежит не разбившаяся и не открытая бутылка Егермейстера. Усмехаюсь:

– Во! Бальзамчик, сделавший наш вечер!

Обвожу взглядом бар – кажется, дерутся уже все со всеми. Замечаю Маньяка, сидящего на спине немаленьких размеров кваза и молотящего того по голове сильными и частыми ударами. Сзади к моему другу шатающейся походкой подкрадывается мужик со стулом в руке.

– Маньяк! – окликаю я парня и хватаю бутылку, собираясь кинуть её в мужика со стулом, но Маньяк вскакивает с уже не пытающегося встать кваза и прямым ударом отправляет на пол незадачливого «тихушника».

– О! Скил, – протягивает мне руку Маньяк. – Да ты даже из нокаута с бухлом возвращаешься?!

– Выпьем?!

– Выпьем!!!

* * *

– Маяк… тфу! Ма – нь – як, во! А где это мы…

– Ты не знаешь? Ву-у-у, – разочарованно прогудел парень. – А я у тебя спросить хотел, где мы и как тут оказались… – пьяным голосом заявил Маньяк.

Улица, темно, вокруг дома какие-то, и единственный тусклый фонарь, под которым мы стояли, не разгоняет тьму вокруг, а только усиливает контраст.

– Так! Надо вспомнить, чего с нами было!

– Чего? В баре сидели!

– Ага! Потом пришёл Марта…

– У-у-у, скотина бородатая!

– Кто?

– Ну Марта!

– Он же без бороды…

– Н-да? А раньше была, я точно помню. – Маньяк погрозил кому-то пальцем, отчего его зашатало ещё сильней.

– Значит, сбрил…

– Ну тогда… У-у-у-у, скотина безбородая!

– Во! – я поднял вверх палец, привлекая внимание Маньяка. – Слышишь голоса?

– Ага…

– Там люди!

– Во! Пойдём их поймаем, а они нам скажут, где мы!

Поддерживая друг друга, мы двинулись по улице с редкими жёлтыми пятнами фонарей в сторону, откуда услышали голоса.

– Марта пришёл, а потом была драка, – вспомнил Маньяк.

– Была! – подтвердил я.

– Но не с ним! А его тоже побить надо!

– Надо!

– А чего это у меня тут в кармане топорщится… – недовольно пробурчал Маньяк и тут же расцвёл: – Бааа! Вискарик! Уцелел, родной!

Глава 27

Голова налилась свинцовой болью, а всё тело – такой слабостью, будто было и вовсе не моим – пальцем пошевелить не в силах, а шевелиться надо, или сдохну. Это же надо было так нажраться! И как я до постели-то добрался… или меня добрые люди сюда принесли? Ничего не помню, но лежу я, вроде, на кровати, головой на подушке. Надо двигаться – надо выпить живчика, он у иммунных почти от всех болезней средство, а ещё он сделан на коньяке… При мысли об алкоголе тошнота усилилась – фу, гадость-то какая! Но надо – и лекарство вроде как приму, и опохмелюсь заодно. Ага, если не стошнит, а если и стошнит, всё равно лучше станет… нехорошо, конечно, блевать где ни попадя, но до сортира я сейчас точно не доберусь… да и пофиг.

Фляжка с живчиком – на поясе, я её чувствую, она скособочилась и теперь больно врезается в бок. Каким-то невероятным, просто титаническим усилием я перевернулся на спину, и тут же голова отозвалась резко усилившейся болью, а тело – приступом тошноты. Полежал немного, часто и неглубоко дыша, дотянулся-таки до фляжки и хорошенько к ней приложился. Вот ведь гадость-то какая! Но все же меня не вывернуло.

Я ненадолго задремал, а когда очнулся, почувствовал себя гораздо лучше – живчик всё же волшебное средство! Ну как лучше… как будто у меня грипп в самом разгаре и пищевое отравление вместе с ним, но это и вправду лучше, чем было.

Я со вздохом сел на кровати и разлепил, наконец, глаза. Обвел взглядом комнату: на номер в гостинице, который я вчера снимал, абсолютно не похоже, и вещей моих нет, а похоже на комнату в казарме, где я жил, когда работал в снабжении: тот же шкаф, только стоит сейчас на месте, где должна быть дверь, раковина такая же, ещё одна кровать напротив той, на которой сидел сейчас я, и стол возле окна. А на столе, свернувшись клубком, спит Маньяк.

– Маньяк! – окликнул я своего друга. Безрезультатно. – Маньячелло! – потыкал пальцем в выпирающее за пределы стола колено.

– М-м-м… – промычал-простонал Маньяк и открыл один глаз. – Скил?

– Ты как?

– Дерь…мо…во… – медленно, почти по слогам промычал парень.

– Глотни живчика, – протянул я фляжку. – Полегчает.

Маньяк со стоном сел, взял фляжку, отхлебнул, поморщился.

– Где это мы?

– Походу, в казарме снабжения – я жил в похожей комнате, пока там работал. – Я внимательнее оглядел комнату, в которой мы находились. Да нет, не просто похожей, а именно в этой; вон и барашки на кране примечательные – разные, и тот, что с горячей водой, странный какой-то, как будто самодельный, и каракули на стенке шкафа ножом вырезанные те же, только сам шкаф на другом месте стоит, дверь подпирает, но это уже, видимо, нашими стараниями. Вот, кстати, насчёт этих каракуль – никогда не мог понять, зачем люди этим занимаются – от школьников, которые вырезают или выдавливают шариковыми ручками на столешницах своих парт свои инициалы или какую-нибудь сакральную информацию вроде «Сидоров – козёл», а то и просто бессмертное слово из трёх букв, – до взрослых людей, ну, по крайней мере не детей уже, занимающихся тем же самым, только с краской и стенами, да ещё и пишут они частенько где-нибудь на выезде, на природе, например, на какой-нибудь скале, подчас ещё и с риском для жизни: туда ведь ещё и влезть надо. И нахрена столько усилий?! Не понимаю.