Читать книгу "Столетняя война. Великое и славное приключение - Гордон Корриган"

У Шекспира переодетый король Генрих обходит ночью солдат, чтобы убедиться в их боевом настрое. Это, конечно же, нонсенс. Выехав в августе из Англии и лично возглавив армию, король убедился в моральных качествах своих солдат, он верил в командиров и знал, что они скажут ему правду, а не то, что хотелось бы услышать. Той ночью тридцатисемилетний сэр Уолтер Хангерфорд, сочетавший в себе наряду с талантом военачальника дипломатические способности (он был спикером в палате общин и канцлером в Ланкастерском герцогстве), сказал, что сейчас им не помешали бы десять тысяч хороших английских лучников. Генрих будто бы ответил, что вполне доволен тем, что у него есть, и не принял бы ни одного человека, если бы даже предложили. Это, конечно же, неправда, но звучит хорошо.

Французская армия предвкушала победу. В отличие от англичан, спавших в канавах и под кустами, у французов не было недостатка в палатках, многих расквартировали в деревне, и они ночевали в теплых деревенских домах. Солдаты бросали кости – спорили, кто из них возьмет самых важных пленных, в том числе и самого английского короля, – а полное молчание на английской стороне (на самом деле таков был приказ Генриха) заставляло французских командиров сомневаться: уж не улизнул ли потихоньку противник. Разведка доложила, что англичане на месте, тогда французы предположили, что противник просто напуган из-за того, что случится с ним утром.

Ночь напролет шел дождь, и английская армия спала или пыталась уснуть, сохраняя боевой порядок. Их не застала бы врасплох ночная атака – французское командование попросту не способно было ее организовать либо посчитало бы такую атаку недостойной, поскольку при свете дня им бы досталось больше славы: все бы тогда увидели их подвиги. Современная армия подготовилась бы к бою на рассвете, но в Средние века было не так: надо было прежде позавтракать (скудно, что касается англичан) и выслушать последние распоряжения и ободряющие речи. Примерно в середине утра 25 октября, в день Святого Криспина, король Генрих приказал своей армии встать в строй на поле, уже засеянном озимыми.

Армия была слишком маленькой для того, чтобы иметь резерв, так что три баталии встали плечом к плечу – справа герцог Йоркский, посредине король, а барон Томас Камой – на левом фланге. Камой, женатый на вдове Генри Хотспера, был, возможно, странным командиром: в 1415 году ему исполнилось шестьдесят пять лет, и у него имелось мало опыта в боевых операциях. Его свита насчитывала всего двадцать четыре пехотинца и шестьдесят девять лучников. Но Камой был членом королевского совета, исполнял многочисленные королевские задания и был известен как хороший организатор и администратор. Шестьдесят пять лет, разумеется, не лучший возраст для участия в сражении, хотя и не такой уж невозможный, как думают. Английский мужчина в том веке доживал примерно до тридцати пяти лет, но такая статистика не должна обманывать, потому что в расчет не брался очень высокий уровень смертности в младенческом возрасте и во время родов. Если английский аристократ доживал до двадцати одного года, то, избежав чумы и гибели в бою, мог дожить до шестидесяти девяти лет. Камой отвечал за боевой дух своих солдат, и они не хотели подвести своего командира.

Английские рыцари выстроились друг за другом в четыре ряда, ширина фронта составила около 250 ярдов. 2500 лучников на каждом фланге встали в десять рядов и заняли пространство в 500 ярдов, таким образом, вся армия, слева направо, покрыла площадь в 760 ярдов. Генрих приказал лучникам вбить в землю колья, получилось два ряда (возможно, и больше). Высота частокола доходила до груди лошади, и когда лошадь противника проскакивала между двумя кольями в первом ряду, то неминуемо натыкалась на колья второго ряда, поскольку они были вбиты со смещением. Если колья находились на расстоянии одного ярда друг от друга, это означало, что всего их было около тысячи, стало быть, каждый пятый лучник вогнал кол в землю. Такое построение не давало кавалерии противника приблизиться к лучникам и к центру английской армии. Обоз, вероятно, находился в Мезонселе вместе с лошадьми.

Армия встала в боевую позицию. Мы не знаем, что сказал им король Генрих, хотя Шекспир впоследствии вложил в его уста одну из самых выразительных речей, произнесенных на английском языке.

И Криспианов день забыт не будетОтныне до скончания веков;С ним сохранится память и о нас —О нас, о горсточке счастливцев, братьев.Тот, кто сегодня кровь со мной прольет,Мне станет братом: как бы ни был низок,Его облагородит этот день;И проклянут свою судьбу дворяне,Что в этот день не с нами, а в кровати;Язык прикусят, лишь заговоритСоратник наш в бою в Криспинов день[92].

Трудно, конечно, обратиться к 6000 людей на расстоянии в полмили в отсутствие электронной системы, даже если принять во внимание, что средневековые ораторы привыкли выступать перед огромными толпами[93]. Скорее всего слова, которые произносил Генрих, передавались офицерами, стоявшими в строю. Так было заведено в британских армиях восемнадцатого и начала девятнадцатого столетия. Впрочем, он мог просто проскакать вдоль рядов, произнеся несколько ободряющих слов: «Удачи вам, и постарайтесь сделать все, что от вас зависит». Любой современный командир говорит перед боем что-то подобное.

В планы короля Генриха входила испытанная английская тактика: выбрать лучшее место и ждать атаки противника. Когда стало ясно, что противник не собирается идти в атаку или пока не собирается, Генрих дал приказ армии двигаться вперед. На такое решение, без сомнения, повлияло то, что английские фланги при этом остаются неприкрытыми, и это вынудит французов начать атаку. Маловероятно, что французы способны были осуществить такой маневр, но вполне могли отрядить конницу, и та зашла бы англичанам в тыл. Лучники выдернули из земли свои колья, и армия двинулась по грязному пшеничному полю. Все три баталии и лучники прошли около полумили, после чего фланги остановились на двух лесных опушках – Трамкур справа и Азенкур слева[94]. Маневр этот был, конечно же, рискованным, и более компетентный противник в этот момент мог начать атаку. Генрих, однако, был уверен, что с учетом расстояния до французов его армия успеет остановиться и приготовиться к обороне, хотя лучник, ковылявший по грязи с колом на плече и опасавшийся, что завязки его грязного шлема намокнут и шлем свалится с головы, был в себе не слишком уверен.

За триста ярдов до французов английская армия остановилась, перестроилась и снова воткнула в землю колья, а противник наблюдал. Французов было так много, что для обычного боевого построения – две баталии впереди и одна позади, в резерве, – места не было, а потому все три группировки стояли одна позади другой. После прежних поражений французы кое-чему научились: первая баталия, состоявшая из 5000 тяжеловооруженных всадников, спешилась, вторая, примерно той же численности, сделала то же самое, а третья спешиваться не стала. На флангах тоже были конные, по 200 всадников с каждой стороны. Подражая англичанам, французское командование поставило на флангах арбалетчиков, большей частью наемных, и лучников, но некоторые были выдвинуты вперед. Французы придерживались стандарта: на двух тяжеловооруженных всадников приходился один арбалетчик или лучник – следовательно, в тот день на поле присутствовало 7000 арбалетчиков, гораздо больше, чем обычно. Правда, в тот день они участия в сражении не принимали, поэтому нам и не следует слишком интересоваться их численностью.