Читать книгу "Цена крови - Патриция Брейсвелл"

Слова его были для нее как ушат ледяной воды. Ей показалось, словно мороз с улицы вдруг пробрался в эту комнату и пронял ее до мозга костей. Зябко содрогнувшись, она взяла свою чашу и сделала большой глоток оттуда.

– Ты прав, – сказала она, – это действительно дурные вести.

– Леди, – сказал он, наклоняясь к ее уху, и голос его превратился в воркующий соблазнительный шепот, – они богатые и влиятельные люди. Они все время на глазах у короля. Они не могут прятаться в лесах, как простолюдины. Они даже не могут приехать к вам из боязни привести сюда людей короля и таким образом подвергнуть вас риску. Идрик разъезжал по землям Сиферта, вынюхивая вас, и ваша кузина в ужасе от него. Вы не можете слишком давить на них, требуя помощи. Пока что не можете.

Она вынуждена была признать справедливость его слов, хотя они мало утешили ее. Сиферт и Моркар, как и вся высшая знать из окружения Этельреда, много выиграли бы, присоединившись к стороне, победившей в борьбе за власть, которая в данный момент начала разворачиваться в королевстве. А она пока не могла предложить им – а также другим таким же, как они, – ничего, кроме обещания будущих наград от вражеского короля. Они даже не знали о ее обручении с Кнутом, поскольку с нее взяли клятву молчать об этом, пока Свен и Кнут не будут готовы выдвинуть свои претензии на трон Англии.

Но она уже устала ждать, устала жить затворницей в этом глухом, забытом богом уголке королевства Этельреда.

Она водила пальцем по краю своего серебряного кубка и думала о том, как она могла бы поспособствовать свержению короля и таким образом положить конец своей ссылке. Что произойдет, если она напросится в гости к своей кузине, чтобы найти у нее убежище до конца своего изгнания? Сиферт связан клятвой и обязан предоставить ей свою защиту. А если ей придется рассказать ему, что ребенок, которого она носит, является сыном Кнута, что тогда? Люди в Линдсее и Пяти городах встанут под предводительство Сиферта, и это станет достаточно обнадеживающим знаком, чтобы следующим летом привлечь Свена в Англию.

Она рассеянно постукивала кончиками пальцев по чаше. Тут еще нужно не забывать о Кнуте. Он запретил бы ей это делать, сказал бы, что еще слишком рано. Но Кнут, если он вообще жив, находился сейчас в далеком Уэссексе. И не мог ее остановить.

А вот люди с кораблей Свена – те, которые сейчас тренируются у нее во дворе, – они, конечно, попытаются удержать ее в Холдернессе. Она должна подготовиться к путешествию, не насторожив их. На это понадобится время – несколько недель, вероятно, – но все это было выполнимо. А когда все будет готово, грандиозный пир для датчан и щедрая рука, подливающая им медовуху, позволят ей ускользнуть отсюда. Она возьмет с собой только своих людей, преданных лишь ей, чтобы гарантировать свою безопасность в пути, а для Катлы оставит сообщение, что направляется в Йорвик, – на случай, если этот грубиян Турбранд попытается отыскать ее.

Она снова отставила в сторону чашу и, повернувшись к Алрику, положила ладонь ему на руку.

– Сколько дней уйдет на то, – спросила она, – чтобы добраться до поместья моей кузины в Линдсее?

Лондон

В покоях королевы толпились люди, комната была забита до отказа, и Эмма, лихорадочно искавшая свою дочь, нашла ее на руках у какой-то незнакомки. Кожа на груди молодой женщины ярко белела в отблесках пламени свечей, а Годива своей маленькой ручкой похлопывала по голому телу кормилицы, остановив неподвижный взгляд на склонившемся к ней лице.

Эмма при входе сбросила с плеч плащ и поспешила через комнату к своей дочери.

– Верните мне дочь, – сказала она.

Кормилица вздрогнула и подняла голову, но не двинулась с места, чтобы отдать девочку.

– Ребенок был голоден, миледи, – сказала она. – Она так долго плакала…

– Просто верните мне ребенка, – сердито бросила Эмма.

Молодая женщина послушно сунула палец в ненасытный маленький ротик, прижимавшийся к ее груди. Годива тут же принялась вопить и размахивать маленькими кулачками, явно приведенная в ярость тем, что ее оторвали от того единственного, что доставляло ей удовольствие.

Эмма подхватила на руки свою плачущую дочь и унесла ее в прилежащую крошечную комнатку, где когда-то спал Эдвард. Как она и ожидала, сюда за ней вошла Марго, за которой по пятам следовала служанка. Не говоря ни слова, Марго приняла Годиву с рук Эммы, не обращая внимания на горячие протесты младенца, а служанка помогла Эмме с платьем. Через несколько мгновений Эмма уже сидела, прижимая дочь к груди.

Марго отослала служанку, а сама встала перед ней, скрестив на груди руки.

– Когда я не услышала плача Годивы, я испугалась самого худшего, – недовольным тоном заявила Эмма, хотя неодобрительная мина и поза Марго подсказывали ей, что та считала виновной в произошедшем почему-то именно ее.

– Вы не должны сердиться на ту молодую женщину, – сказала Марго.

– Я и не сержусь на нее, – сказала Эмма; теперь, когда Годива была у нее на руках, тон ее стал уже спокойнее. – Я сержусь на тебя. Как ты могла отдать ее кому-то другому, когда ты знаешь, что я нуждаюсь в ней так же, как она нуждается во мне?

– Она нуждается в женском молоке, миледи, – ответила Марго, – и не обязательно в вашем.

Эмма чувствовала себя так, будто получила пощечину, но все же воздержалась от резкого ответа.

– Эмма, – продолжала Марго, – вы королева, которая находится в опасности в городе, который, скорее всего, очень скоро подвергнется нападению. Вы принадлежите всему Лондону, а не только вашему ребенку. Здесь очень много людей, которым вы нужны, и это будет отрывать вас от дочери. Это уже происходит. Если вы не можете быть с ней, когда вы ей необходимы, ваш ребенок будет страдать гораздо больше, чем вы. Заверяю вас, что ваша мать не позволяла вам страдать подобным образом.

Эмма проглотила подступивший к горлу комок.

– Моя мать была замужем за человеком, который хотел, чтобы она была рядом с ним, который интересовался ее мнением и искал ее совета, а не выдворял за дверь.

– И тем не менее в этом городе есть множество людей, которым очень нужны ваши советы и поддержка, и в этом заключается ваш долг перед ними, – настаивала Марго, голос которой теперь стал ласковым. – Если вы не отдадите свою дочь в руки человека, который может удовлетворить все ее потребности, вы будете постоянно разрываться между заботой о вашей девочке и заботой о вашем народе.

Эмма закрыла глаза. Ей тяжело было слышать это сейчас, особенно от Марго. Любой другой совет она могла бы игнорировать, но Марго теперь была единственным человеком, которому она полностью доверяла. И сейчас ей очень хотелось, чтобы та ошибалась.

– Оставь меня, – сказала она. – Мы поговорим об этом позднее.

Оставшись наедине со своей дочерью, Эмма прижала дитя ко второй груди. Ребенок уже начал понемногу засыпать. Эмма чувствовала, что губы Годивы, постепенно погружавшейся в сытую дремоту, все медленнее тянут ее сосок, и в уголке ее рта замерла капелька молока, похожая на маленькую жемчужину. Нужно было расшевелить ее, чтобы она поела еще немного и облегчила бы тяжесть в ее груди.