Читать книгу "Чистилище - Геннадий Марченко"

«Мочи сук!» – разнеслось в стылом воздухе. Толпа урок тёмной волной понеслась вперёд, а навстречу ей – такая же тёмная волна с криком: «Бей блатных!» Мы со Стальным посередине, где через секунду схлестнутся две небольшие армии, и я понимаю, что без трупов не обойдётся, а потому уж мне-то миндальничать не пристало. Я не допущу повторения прошлого раза, когда оставил Туза и его подельников в живых. Лезвие моего тесака вспарывает живот вопящего Стального, и, как он и обещал, внутренности вываливаются на снег. Только не мои, а его. Хорошая сталь у моего тесачка, спасибо Семочко, уважил так уважил.

Смотреть, как этот лагерный Голиаф корчится в предсмертных судорогах, было недосуг. На меня уже нёсся сам Туз, бежал молча, поскольку орать с забинтованной челюстью весьма затруднительно, только пар из ноздрей вырывался, как у хорошего скакуна. В руках он сжимал деревянный кол, но остриё его вроде обито жестью. Тоже мне Челубей доморощенный!

Шаг в сторону, удар тесаком наотмашь параллельно земле – и лезвие с хрустом входит аккурат над переносицей, снизу вверх, уходя в лобную долю. Входит глубоко, чуть ли не до середины. Всё, напоровшийся, словно на невидимую стену, Туз уже не жилец. Он и сам, похоже, это понимает. Косится на меня, только уже не зло, а обречённо, а из глаз, словно в фильме ужасов, сочится кровь.

Лезвие выдернулось не без труда, только после этого освобождённое от инородного предмета тело урки осело. Переживать некогда, блатные, которым терять уже нечего, понемногу теснят наших. Многим из моих союзников наверняка и драться-то раньше не приходилось, а тут сразу такая бойня! Но они тоже молодцы, не сдаются, понимают, что пощады не будет: либо они – либо воры. Мужики, конечно, больше пользы приносят, это в большинстве люди от сохи, привычные к потасовкам, да и физически покрепче, не то что интеллигенция. Хотя и среди политических вон вроде парочка репрессированных военных. А осатаневший Олег лопатой машет так, что никто не рискует к нему даже приблизиться. Даже связка Ройзмана и Пети не сдаётся: один палкой отмахивается, второй – каким-то железным костылём. Вон как удачно Петя, несмотря на свой хлипкий вид, заехал какому-то урке по скуле, тот сразу в сторону откатился, держась за лицо.

А это кто? Ага, Меченый машет кувалдой без устали. Вон кому-то из наших черепушку разворотил. Вы же, мать вашу, чифирники конченые, откуда у вас, уголовников проклятых, только силы берутся?! Или это тоже адреналин? А скорее всего – из пайков с кухни и посылок, которые они отбирают у простых зэков.

С Меченым церемониться не стал, подсёк коленное сухожилие, блатарь резко осел, и тут же бывший комбриг из пятого отряда вонзил ему в грудину сделанную из напильника заточку. Всё, был Меченый, да весь вышел.

Моё вмешательство резко перевесило чашу весов в нашу сторону. Взмах тесаком, удар кастетом, тесак, кастет, тесак, кастет… Настоящая кровавая жатва. Адреналин просто кипел в крови, я совсем не чувствовал усталости, хотя изначально был уверен, что с такой «кормушкой» надолго меня не хватит. Вокруг, словно срезанные снопы, падали тела с криками, стонами, а порой и беззвучно, напоминая скинутые с постамента памятники, которые в 90-х годах принялись рьяно сносить в России, а в бандеровской Украине – после 2014-го. Кто-то, истекая кровью, выл, катаясь по снегу, кто-то пытался подняться и тут же получал новый удар, теперь уже затихая навсегда.

Раньше мне казалось, что кровавая пелена в глазах – всего лишь красивое литературное выражение. Даже в чеченскую, когда случалось с ножом кидаться на врага, я сохранял хладнокровие. Сейчас я почти ничего не соображал, вид крови буквально ввёл меня в исступление. Воистину берсерк! Я бил, колол, рубил, с трудом различая, где свои, где чужие, каким-то чудом уворачиваясь от ударов, которые должны были стать для меня смертельными или, как минимум, покалечить. Кто-то всё-таки заехал мне по скуле, но боли я даже не почувствовал. Скольких я уложил? А чёрт его знает. «Звучал булат, картечь визжала, рука бойцов колоть устала…» – вспомнились ещё с детства знакомые строки.

…Первый выстрел в горячке драки никто не услышал. После второго люди стали приходить в себя, останавливались, тяжело дыша и озираясь вокруг. А тут ещё взвыла сирена. В луче прожектора, разрезавшем ночной сумрак, картина бойни выглядела устрашающе.

– Стоять, мать вашу! Руки в гору!

Щёлканье затворов винтовок окончательно привело всех в чувство. Я отбросил в сторону тесак, кастет, соскользнув с пальцев, упал в снег. Туда же – перевязь, ни к чему палиться раньше времени. Хотя и жалко экипировку, с ней я был настоящей машиной для убийства. Только уже, похоже, бойня закончилась. Поднял руки, остальные участники резни последовали моему примеру, понимая, что с лопатами и кольями бросаться на винтовки подобно самоубийству. Полтора десятка стволов смотрели на нас, готовые в любой момент выплюнуть смертоносные кусочки свинца, и никому не хотелось принять их в себя. Краем глаза увидел, что Олег поднял одну руку, вторая висит безжизненной плетью. Жив – и то хорошо, а кости, даст бог, срастутся. Вон и Ройзман с Петром тоже живы. Вовремя я пришёл на подмогу, иначе наших могло полечь куда больше.

– Вы что, падлы, охренели?!

Это сам Мороз прибежал, в распахнутой кожаной куртке на меху, сбитой набок фуражке, потрясая наганом. От его псевдоинтеллигентности не осталось и следа. Тяжело дыша, он с ужасом оглядывал поле боя.

– Это что такое, я вас спрашиваю?! Кто? Кто это сделал?

А то непонятно, кто… М-да, товарищ в шоке, ну так его легко понять. Все молчали, опустив глаза, только я, похоже, не боялся взглянуть в лицо начальнику лагеря. Заметив это, тот подлетел ко мне, тыча в лицо пистолетом.

– Фамилия?

– Осужденный Кузнецов, статья сто сорок вторая, одиннадцатый отряд.

– Где начальник одиннадцатого отряда?! – заорал он, крутя головой. – Где этот сукин сын, я вас спрашиваю?!

Перепуганный до чёртиков сержант выскочил из сумрака, вытянувшись перед начальником лагеря:

– Сержант Мотыль, товарищ старший майор государственной безопасности!

– Расстреляю к чёртовой матери!

– Виноват, товарищ старший майор государственной безопасности!

Несчастного сержанта буквально трясло от страха. Мороз, однако, свою угрозу в жизнь воплощать не торопился.

– Твою же мать, такое ЧП, теперь секретарь обкома приедет разбираться, областное руководство НКВД, чего доброго, заявится, – бормотал он, вытирая вспотевший, несмотря на морозец, лоб. – Такое разбирательство будет… Где остальные начальники отрядов? Всех ко мне!

Спустя минуту перед ним выстроились четырнадцать человек. Яков Моисеевич, вне себя от ярости, бегал перед ними, размахивая наганом.

– Вы… мать вашу… сукины дети… какого хрена… расстреляю!.. – Затем, сделав передышку, перевёл взгляд на нас. – Этих – в отдельный барак до выяснения обстоятельств… Нет, уголовников отдельно, а то снова передерутся. Оба барака взять под усиленную охрану. Раненых… Раненых добить. Нечего на этих подонков медикаменты переводить. Спишем на обычную смертность. А этого, – ствол в мою сторону, – сейчас же ко мне на допрос. Лагин, давай со мной, тоже поприсутствуешь.