Читать книгу "Бог-Император Дюны - Фрэнк Герберт"

— Верность в мужской армии направлена на саму армию, а не на общество, которое содержит эту армию. Верность в женской армии направлена на ее вождя.

Теперь Айдахо воочию видел доказательство этих слов. Теперь они внушали ему только страх.

Он предлагает мне соединиться с этим, подумал Айдахо.

Теперь он понимал, что его ответ Лето тогда прозвучал по-детски глупо.

— Я не вижу этому никаких разумных оснований.

— Люди в своем большинстве отнюдь не порождения разума.

— Никакая армия — будь она мужская или женская не гарантирует мира! Ваша Империя не мирная Империя! Вы только…

— Мои Говорящие Рыбы дали тебе почитать нашу историю?

— Да, но я ходил по вашему городу и видел людей. Ваш народ агрессивен!

— Вот видишь, Дункан? Мир порождает агрессию, поощряет ее.

— Но вы говорите, что ваш Золотой Путь…

— Это не то же самое, что мир. Это спокойствие, удобренная почва для создания жестко отделенных друг от друга классов и многих других форм агрессивности.

— Вы говорите загадками!

— Я говорю, основываясь на накопленных наблюдениях о том, что мирное поведение есть поведение побежденных. Это положение жертвы. Жертвенность порождает агрессию.

— Это ваше проклятое спокойствие по принуждению! Что хорошего может из этого выйти?

— Если у общества нет врагов, то их надо изобрести. Военная сила, у которой нет внешнего врага, неизбежно обратится против собственного народа.

— Так какую игру вы ведете?

— Я подталкиваю человеческие устремления к войне.

— Люди не хотят войны!

— Они жаждут хаоса. Война — это самый доступный вид хаоса.

— Я не верю ни одному вашему слову! Вы играете в какую-то свою очень опасную игру!

— Да, и в очень опасную. Я занимаюсь древними источниками человеческого поведения, чтобы направить его в нужное мне русло. Опасность состоит в том, что я могу подавить волю человека к выживанию. Но я могу заверить тебя, что это и есть Золотой Путь.

— Но вы не сумели подавить антагонизм!

— Я рассеиваю энергию в одном месте и концентрирую ее в другом. То, что не можешь контролировать, надо просто оседлать.

— Но что может удержать вашу женскую армию от переворота?

— То, что ее вождь — я.

Глядя на эту массу женщин, Айдахо не мог не признать средоточие лидерства Лето. Он видел также, что часть этого раболепия распространялась и на его персону. Это искушение заворожило его — он мог потребовать от них чего угодно… чего угодно! Скрытая сила, сконцентрированная в этом, зале, грозила взрывом. Понимание этого заставило Айдахо вспомнить еще одни слова Лето.

Император говорил что-то о взрывоопасном насилии. Даже сейчас, глядя на молящихся женщин, Айдахо вспомнил слова Лето:

— Мужчины склонны разделять общество на классы. Они создают стратифицированное общество. Стратифицированное общество — это открытое и конечное окончательное приглашение к насилию. Такое общество не рассыпается. Оно взрывается.

— Разве женщины не поступают так же?

— Нет, они поступают так только в обществе, где безраздельно господствуют мужчины, или если женщины оказываются заперты в ловушку мужской модели мировоззрения.

— Половые различия не могут быть столь сильны!

— Но опыт показывает, что могут. Женщины делают общее дело, основываясь на своей половой принадлежности, на том, что стоит выше всех классовых различий. Вот почему я позволил женщинам взять в руки бразды правления.

Айдахо был вынужден признать, что эти молящиеся женщины действительно держат в руках бразды правления.

Но какая же часть этой силы предназначается мне?

Искушение было просто-таки чудовищным! Айдахо трепетал от этого искушения. С отчетливой ясностью он Вдруг понял, что в этом и состоит замысел Лето — подвергнуть его искушению соблазном.

Женщины закончили молитву и подняли свои взоры к Лето. Айдахо признался сам себе, что никогда не видел на человеческих лицах выражения такого восторга — ни в экстазе любви, ни после славной победы — никогда и нигде не видел он такого чистого, такого всецелого выражения восторга и благоговения.

— Сегодня рядом со мной стоит Дункан Айдахо, — проговорил Лето. — Дункан явился сюда для того, чтобы произнести здесь клятву в верности, так, чтобы все слышали ее. Дункан?

Айдахо почувствовал, что по его спине пробежал предательский холодок страха. Лето предоставил ему простой выбор: Объяви о своей верности Богу-Императору или умри!

Если я начну отшучиваться, колебаться или каким-либо образом отказываться, то эти женщины убьют меня собственными руками.

Айдахо едва не задохнулся от гнева. Он откашлялся и начал говорить.

— Пусть никто не ставит под сомнение мою верность. Я верен Атрейдесам.

Эффект потряс Айдахо.

— Мы с тобой! — неистово закричали женщины. — Мы с тобой! Мы с тобой!

— Мы с тобой, — повторил с ними и Лето. Юные курсанты школы Говорящих Рыб вбежали в зал с подносами, полными вафель. Руки тянулись к подносам, словно исполняя красивую ритуальную пляску, исполненную грации и благоговения. Каждая женщина, взяв вафлю, поднимала ее над головой. Когда девушка, приблизившись к трапу, протянула поднос Айдахо, Лето сказал:

— Возьми две и дай одну мне в руку.

Айдахо опустился на одно колено и взял две вафли. Они были хрустящими и ломкими. Айдахо встал и протянул одну из вафель Лето.

Громовым голосом Лето вопросил:

— Выбрана ли новая гвардия?

— Да, господин! — крикнули в ответ женщины.

— Храните ли вы мою веру?

— Да, господин!

— Идете ли вы по Золотому Пути?

— Да, господин!

Вибрация женских голосов потрясала Айдахо, заставляла его цепенеть при каждом выкрике множества голосов.

— Мы едины? — вопросил Лето.

— Да, господин!

Когда женщины ответили, Лето положил вафлю в рот. Все матери возле трапа откусили от своих вафель по маленькому кусочку, оставив остальное детям. Другие Говорящие Рыбы, стоявшие позади одетых в белое матерей, опустив головы, ели свои вафли.

— Дункан, ешь свою вафлю, — приказал Лето.

Айдахо положил вафлю в рот. Его организм гхола не был приучен к Пряности, но клетки тела помнили ее вкус. Вафля отдавала горечью из-за небольшой примеси меланжи. Вкус пробудил в нем старые воспоминания — обеды в сиетче, банкеты во дворце Атрейдесов… тогда вся жизнь была пропитана Пряностью, ее аромат был знаком тех дней.