Читать книгу "Занавес упал - Дмитрий Видинеев"

«Не в этой жизни!» — снова и снова повторяя в уме эту фразу, она добралась до особняка. Охранник бросил на ее босые ноги удивленный взгляд, но счел разумным вопросов не задавать. И правильно, хозяйка ведь вернулась совсем не такой, какой уходила — глаза пылали, в каждом движении сквозила нервозность. Вот так прогулялась!

Дарья собиралась было сразу же наведаться в камеру пыток, но передумала. Рано. Лучше вечером, когда узники хотя бы немного оправятся от шока. Сейчас же они вряд ли смогут адекватно оценить то, что она собиралась им показать. А значит, нужно набраться терпения.

Весь день она слонялась по дому. Иногда брала баян и начинала извлекать из многострадальных мехов кощунственную пародию на музыку. Порой подолгу сидела возле зеркала в комнате Киры — вглядывалась пристально в зазеркалье и видела на фоне Снежной королевы отблески молний. А еще она пила кофе. Много кофе — крепкого, очень сладкого.

Вот и вечер.

Дарья взяла флешку с записью казни Пастуха, бутылки с водой и, неосознанно кривя губы в жестокой улыбке, спустилась в подвал.

Узников била дрожь. Оба лежали на подстилках мокрые от пота. Свин тихо стонал — громче стонать просто не хватало сил. А Виктор молча глядел в потолок, прижимая к груди обернутую в окровавленную простыню покалеченную руку.

Дарья бросила им бутылки с водой и уселась на стул.

— Пейте. Я добавила в воду обезболивающее.

Слово «обезболивающее» подействовало как условный сигнал гипнотизера, выводящий пациента из транса. Оба узника с заметным усилием сели на подстилках, взяли бутылки. Свин, не прекращая постанывать, зажал бутылку между коленей и судорожно открутил крышку. Виктор справился с задачей с помощью зубов. Пили жадно, захлебываясь, отдуваясь и гримасничая от боли.

Дарья смотрела на них и думала о том, как мало они походили на человеческих существ. Это были какие-то странные твари из иного мира, не люди. Покалеченные изможденные твари.

Ее слегка мутило от вони экскрементов и запаха крови, но, оценив свои ощущения, она решила, что полчаса в этой преисподней выдержать в состоянии. А больше и не нужно.

Она поднялась со стула, обойдя полуподсохшую лужу крови, подошла к телевизору и вставила в разъем флешку. С помощью пульта включила видеозапись, после чего вернулась и снова уселась на стул.

— Смотрите, это будет вам интересно.

Оба узника послушно уставились на экран. Свин сидел с отвисшей челюстью и видом дебила, здоровой рукой он заторможенно расчесывал живот. А Виктор смотрел устало, но не отрешенно, на его изуродованном побоями лице капли пота прокладывали дорожки среди запекшейся крови.

На экране Дарья разговаривала с лежащим возле ямы стариком. Звук был четким. Несмотря на шум ветра на фоне, хорошо различалось каждое слово. А вот изображение оставляло желать лучшего. Камера прыгала, то и дело соскакивала с лица старика, выхватывая пучки травы.

«У тебя есть еще время помереть от инфаркта, — звучал из динамиков голос Дарьи. — Несколько минут».

— Вот и сказочке конец, а кто слушал молодец, — неожиданно выдал Свин.

Судя по его виду, он совершенно потерял связь с реальностью и эти слова произнес неосмысленно, ничего не подразумевая. Но Дарья его реплику оценила и демонстративно похлопала в ладоши: мол, отлично, уродец, кое на что ты еще способен! Все происходящее она расценивала как бредовую, но тем не менее увлекательную театральную постановку. Три персонажа. Кровавые декорации. Пока еще смутный, но, без сомнения, трагичный финал. Странную она написала пьесу. Пьесу под названием «Месть».

На экране она обходила могилу, в которой лежал старик.

«Знаешь, Пастух, это уже мои третьи похороны за сутки. Многовато, да? Того гляди, привыкну. Похороны после завтрака, похороны после обеда, похороны после ужина — вот и день удался. Я не против того, чтобы хоронить таких, как ты, трижды в день».

Виктор смотрел, не моргая. Дарья заметила на его глазах слезы и попыталась проанализировать свои чувства… Радости или просто удовлетворения среди них не оказалось. Было какое-то раздражение, словно не такого результата она ожидала. Но тогда какого? Зверь сломлен, чего еще нужно?

Она закапывала старика живьем. Камера прыгала сильно, но суть происходящего на экране была ясна.

И тут Виктор зарыдал. Он даже не пытался себя контролировать и буквально давился слезами. Дарья смотрела на него и понимала: именно сейчас, впервые за все время он не похож на какого-то зверя, не похож на тварь из иного мира. Он похож на человека. Вот такой, весь изуродованный, с лицом, на котором нет живого места. Дело было в глазах — в них космическая тоска, какая бывает только у людей.

Звук выстрела. Константин прикончил Пастуха, прекратив ужасное погребение.

Дарья сидела молча. Ждала. Свин снова принялся тихо постанывать, при этом что-то неразборчиво бубня себе под нос. Виктор прекратил рыдать. Какое-то время он всхлипывал, глядя на экран с остановленным изображением, но скоро успокоился и тихо заговорил:

— Мне было тринадцать… Пастух подарил мне на день рождения телескопическую удочку. Мы впервые пошли с ним на рыбалку с ночевкой. Вдвоем. Это была лучшая ночь в моей жизни. Горел костер… звезды сияли… С тех пор я больше никогда не видел таких звезд. — Он улыбнулся, словно действительно вернулся в прошлое, во времена счастливого детства. — Мы заварили в котелке травы… как же было вкусно. Чай пах лесом, летом. Пастух рассказывал разные истории. Он был отличный рассказчик. В костре потрескивали дрова. Я до сих пор помню его жар. Особенный жар. Все тогда было особенным, неповторимым. И река, и воздух, и тишина… и тишина. Он не заслуживал смерти. Только не он.

— Заслуживал, — возразила Дарья. — Он вырастил из вас с братом убийц.

Виктор перевел на нее затравленный взгляд.

— Как скажешь. Я больше не могу бороться. Я… я совершенно пустой.

Дарья вспомнила, что совсем недавно слышала эти слова. Но кто тогда их произнес? Кто-то знакомый, близкий.

— Я скучаю по желтоглазому монстру, — заявил Виктор. — Никогда не думал, что буду по нему скучать. Я недавно звал его, умолял снова поселиться в моих легких. Он был частью меня. А теперь… я пустое место. Никто.

— Ты сделаешь все, что я скажу? — спросила Дарья.

— Да, — был тихий, полный покорности ответ.

— Скажи, что ты дерьмо собачье.

— Я дерьмо собачье.

Дарья откинулась на спинку стула, пытаясь разглядеть в Викторе признаки былого зверя. Но нет, она их не видела. Волк умер, родилась овца. Униженная, готовая на все овца.

— Почему ты не ешь?

Виктор поднял на нее тоскливый взгляд.

— У меня нет еды.

— А рука? Твоя рука. Возьми ее и ешь.

— Это не еда, — скривился Виктор.

Дарья подалась на стуле вперед.