Читать книгу "Гностики, катары, масоны, или Запретная вера - Ричард Смоули"

Эта «ложная имманентизация христианского эсхатона», если использовать здесь варварскую фразеологию Фёгелина, породила все зло современного мира. Идея о том, что в истории наличествуют смысл и професс, порождает прогрессизм; идея о том, что люди могут улучшить себя посредством технического знания, порождает сциентизм. Иоахимов Dux ex Babylone в итоге становится нацистским фюрером. Иоахим также проповедовал «братство автономных личностей»! «Эта третья эра Иоахима благодаря новому схождению определяющего ее духа превратит людей в членов нового общества без сакраментальной формы посредничества или благодати». Согласно взглядам Фёгелина, эта чудовищная доктрина позднее мутирует в пуританизм, а еще позднее — в марксизм. Фёгелин доходит до заявлений о том, что «тоталитаризм, который можно определить как доподлинную форму правления деятелей гностического движения, представляет собой конечную форму прогрессисткой цивилизации».

Такая аргументация при всей своей странности, конечно, является весьма изобретательной. Необходима определенная интеллектуальная ловкость для того, чтобы обвинить гностицизм в отвержении им мира, а затем сделать разворот и поставить ему в укор возникновение таких движений, как марксизм и сциентизм, которые отрицают существование чего бы то ни было, отдельно отстоящего от этого мира. Для Фёгелина «гностицизм» становится универсальным термином, включающим в себя все ненавидимое философом и пугающее его.

При всей нелепости этих утверждений следует отдать должное Фёгелину. Он указывает на одну из основных причин трагедий, разыгравшихся в двадцатом веке: на тенденцию приносить настоящее в жертву некоему воображаемому будущему — будь оно облечено в форму диктатуры пролетариата или же Тысячелетнего рейха. В этом отношении Фёгелин прав: в последние сто лет будущее превратилось в молох, требующий постоянных человеческих жертвоприношений. Но он не прав, возлагая вину на гностиков, которые не видели особых надежд для этого мира ни в настоящем, ни в некоем поддающемся предвидению будущем. Гностик не видит в истории спасения; гностик мог бы повторить вслед за героем джойсовского романа «Улисс» Стивеном Дедалом: «История — это ночной кошмар, от которого я пытаюсь пробудиться».

Мы бы лишь слегка подправили терминологию Фёгелина, с тем чтобы привести ее в большее соответствие с актуальной реальностью. Эта тенденция накачивать себя наркотиком будущего является наследием не гностицизма, а апокалиптика Апокалиптика — это род религиозных писаний, где содержится предсказание грядущего конца света, по осуществлении которого Бог будет награждать добродетельных и карать своим гневом нечестивых. Самые ранние примеры апокалиптики обнаруживаются в Ветхом Завете, в первую очередь в Книге Даниила, написанной во втором веке до нашей эры; самый известный пример в Новом Завете — это Откровение Иоанна Богослова. Иоахим Флорский строго следует именно этой традиции.

По сути, автору апокалиптического писания приходится иметь дело с двумя противоречащими друг другу идеями: о предполагаемой справедливости Бога и о постоянной несправедливости этого мира, которая обычно представляется как выпадаемые на долю Божьего народа (например, детей Израилевых или церкви Христовой) страдания. Поскольку в контексте обычных обстоятельств невозможно примирить две эти идеи, возникает необходимость обращаться к сверхъестественным: вскоре явится Бог, чтобы все это уладить. Тот факт, что никакого подобного божественного вмешательства не случилось за 2300 лет существования апокалиптического жанра, — хотя всегда предполагается, что спасительное деяние вот-вот произойдет, — не отвратил людей от того, чтобы они продолжали верить в чудо. На протяженном отрезке исторического времени в массах поддерживалась надежда на подобный апокалиптический исход, с тем чтобы они смогли примириться с несправедливостями настоящего. Корректируя Маркса, можно было бы сказать, что апокалипсис — это опиум народа.

Протягивая линию взгляда Фёгелина еще дальше, мы увидим, что современное секулярное общество преобразило апокалиптический эсхатон в яркое, сияющее будущее, каким его рисуют сциентизм и прогрессизм, равно как и коммунизм с фашизмом. И преступления, совершенные во имя этих идеологий, оправдываются надеждой на чудеса, которые они должны были явить в самое короткое время. Фёгелин совершенно прав, указывая на эти заблуждения как на причины многих бед, имевших место в недавней истории. Но опять же, он не прав, увязывая их с фигурами гностиков, которых на самом деле мало интересовала апокалиптика какого бы то ни было рода. Напротив, апокалиптическое мышление служило надежной опорой одержавшей верх форме христианства еще с тех времен, как Павел написал 1-е Послание к Фессалоникийцам, — из числа всех книг, составляющих Новый Завет, эта была написана первой, — в котором он объясняет своим ученикам, что случится с христианами, которые умрут до второго пришествия Иисуса.

Я так долго вел речь об идеях Фёгелина по нескольким причинам. Во-первых, как мы вскоре увидим, прихотливое использование им слова «гностицизм» привело к тому, что многие начали употреблять его в самых разнообразных значениях, зачастую совершенно ошибочных, так что некоторые стали задаваться вопросом, имеет ли вообще этот термин какой-то смысл. Во-вторых, его мысль в очень значительной степени повлияла на формирование современного консервативного мышления. Трудно представить себе номер «National Review» [27], не отмеченный следами того влияния, которое оказал Фёгелин на правую политическую мысль в стране. Это, в свою очередь, оказало огромное воздействие на современных политиков. Последователи Фёгелина, по-видимому, сделали вывод, что любые попытки добиться социальной справедливости являют собой «имманентизацию эсхатона», что в их основе — желание внушить некую ложную надежду относительно способности человека к совершенствованию; стремление облегчить условия человеческого существования в лучшем случае являются ошибочными, а в худшем — кощунственными. Такая форма квиетизма удобна для утвердившихся на олимпе властей. Таким образом, оказывается вполне объяснимым щедрое финансирование консервативных институтов и организаций на протяжении последних десятилетий.

Любопытно представить себе учеников Фёгелина воображающими, что они борются против гностицизма. Если они на самом деле имеют такие представления, то борьба может оказаться вышедшей за рамки идеологии. В 1952 году Фёгелин писал:

«Можно надеяться, что демократическое правительство не станет соучастником собственного низвержения, позволив гностическим движениям чудовищно разрастись благодаря возможности своевольной интерпретации кодекса гражданских прав. И если в результате недосмотра подобное движение выросло до того опасного предела, за границами которого в его руках окажутся подлинные представительские функции благодаря прославленной «законности» общенародных выборов, то можно надеяться, что демократическое правительство не согнется перед «волей народа», но подавит опасное явление силой и, если необходимо, нарушит букву конституции ради сохранения ее духа».

Без сомнения, Фёгелин выстраивал свои мысли в свете той борьбы, что разворачивалась в его время. Тем не менее они наводят на некоторые размышления относительно современной политической сцены. На фоне других цивилизаций, которые так или сяк пытаются двигаться по пути прогресса, весьма своеобразно смотрелся бы Запад, готовый вернуться к духу Средневековья в своем стремлении подавить «опасное явление» воображаемого гностицизма силой.