Читать книгу "Чисто альпийское убийство - Йорг Маурер"

— Его сыну?

Еннервайн в задумчивости покачал головой.

— Паули — это тот красавчик в баварском костюме, несомненно. Но где доказательства, что мальчишка смешивал компоненты для взрывчатки? И вряд ли Паули носит при себе пистолет с глушителем и мастерски владеет всеми приемами маскировки вплоть до изменения голоса. Я не верю, что он хладнокровный убийца, пинком отправляющий гаупткомиссара полиции на верную смерть.

Не успела Мария открыть рот для возражений, как в палату всунулась женская голова и сказала:

— Только один вопрос, последний: «Болезнь Валлмайер» — или «Валлмайерова болезнь»? Какой вариант, по-вашему, благозвучнее?

37

— Ой, вон там дельтаплан, видишь?!

— Это не дельтаплан, а параплан.

— А мне всегда казалось, что это одно и то же.

— Нет, не одно и то же.

— И в чем разница между дельтапланом и парапланом?

— Одним из них управляют сидя, другим — лежа на животе.

— И что к чему относится?

— Думаю, парапланерист сидит, а дельтапланерист лежит. Или наоборот.

— А в какой позе находится этот человек?

— Не знаю, не вижу, он слишком далеко отсюда.

— Однако он ужасно раскачивается из стороны в сторону…

— Наверное, какой-нибудь новичок.

Нет, мужчина, плывущий по небу на двухсотметровой высоте, вовсе не был новичком, а его лихорадочные движения объяснялись тем, что он отчаянно пытался поймать мощный бинокль, сорвавшийся с непрочного ремешка. Но все его попытки оказались тщетными — прибор камнем устремился вниз и вскоре сгинул вдали без единого звука. Парапланерист выругался, затем осторожно открыл сумку, пристегнутую к страховочным ремням у него на груди. Внутри лежала снайперская винтовка с оптическим прицелом — на худой конец вести разведку на местности можно было и через него, хотя старый армейский бинокль привлек бы куда меньше постороннего внимания. Правда, туристы, только что показывавшие на него снизу, уже переключились на праздничное шествие. Духовой оркестр занял позиции и вот-вот должен был грянуть «самый баварский» изо всех парадных маршей — «Баварский строевой марш». «Ррррррррррррррррр!» — затрещали барабаны взвода барабанщиков и трубачей, и о парапланеристе в небесах уже больше никто не вспоминал.

* * *

Из-за событий последней недели в курортном городке невольно отодвинулось на второй план то, что раньше стояло во главе угла, — заботливое поддержание местных обычаев. Но теперь, когда люди поверили в лучшее, нужно было заново взлелеять ту обстановку, которая, собственно, и обладала главной притягательной силой для иностранных туристов. Большая роль здесь отводилась праздничной неделе с торговлей разливным пивом на площади и пышным шествием в баварских костюмах. Это мероприятие, проходящее, между прочим, уже в 627-й раз начиная с эпохи позднего Средневековья, к которой относится первое упоминание о нем в исторических источниках, как нельзя лучше позволяло оживить интерес к курорту. Гостям щедро демонстрировались те уникальные прелести городка, ради которых они, собственно, и приехали сюда. Улицы наводнили курортники с фотоаппаратами, особая порода людей, которую местные жители втайне презирают — и в то же время активно используют, чтобы сохранить местную самобытность.

Вот-вот должно было начаться шествие, состоявшее из тридцати живых картин — шагающих, едущих и скачущих. В этом году зрителей и участников собралось особенно много, поскольку Общество любителей национального костюма из ближайшей альпийской деревушки с населением в двадцать душ — при этом само Общество, как ни парадоксально, состояло из пятисот членов — отмечало 125-летие со дня своего основания. Какое-нибудь из подобных обществ всегда празднует ту или иную годовщину, однако гвоздем программы нынешнего года был выход добровольной пожарной команды во главе с брандмейстером Йозефом Мирглом, владельцем одноименного автосервиса и героем вчерашнего дня. Теперь отважный огнеборец был, конечно, не в одном исподнем. Одетые в униформы пожарных XIX века, укротители огня медленно ехали на старинной пожарной карете, оснащенной деревянной лестницей. Йозеф Миргл, храбрец и спаситель, на которого с завистью и восхищением глазели со всех сторон, как раз давал интервью одной межрегиональной газете. На его месте так поступил бы любой пожарный. В его действиях нет никакого подвига: в былые времена, в расцвет огнеборческой карьеры, ему приходилось отдавать подобные команды каждый день. Миргл снял с головы медный шлем, блестевший на солнце, будто чистое золото. Вокруг него собралась толпа, и неудивительно: ведь с Мирглом интересно поговорить, он образец настоящего мужчины — не то что этот недотепа Еннервайн, так называемый комиссар, с которым далеко не уедешь и который до сих пор дал лишь одно-единственное интервью, немногословное и бездушное!

Член совета общины Тони Харригль, все еще всерьез считавший, что на него готовилось покушение (и потому с недавних пор носивший под баварским костюмом пуленепробиваемый жилет), был слегка уязвлен отсутствием желающих взять у него интервью. И он сказал тем, кто случайно оказался с ним рядом:

— Этому Еннервайну не долго осталось руководить расследованием. Мне пришлось употребить все мое политическое влияние, чтобы…

Двадцать четыре трубы-пикколо испустили пронзительную трель, заглушая слова местного политика.

— А что же будет с этой кучей одежды? — спросила молодая журналистка у Йозефа Миргла, когда трубы-пикколо умолкли. — Куда ее теперь?

— Пожертвуем Красному Кресту, — ответил огнеборец. — Многие граждане не захотели забирать свои вещи и просто ушли.

— Вы хотите сказать, люди отправились домой в одном белье?!

— Да, а что вас удивляет, девушка? Стояла теплая августовская, можно сказать, итальянская ночь!

И в самом деле, многие из зрителей, участвовавших в спасении Еннервайна, решили пожертвовать свою одежду Красному Кресту, ибо сочли неприличным копаться на виду у всех в бесформенной куче платья. И поскольку большинство из них жили не так уж далеко от культурного центра, вчера на курорте то и дело можно было наблюдать картинки из жизни невинных обитателей Эдема. Надо отметить, что при этом не обошлось без серьезных дорожных происшествий. Когда некий водитель не из местных увидел на въезде в городок трех почтенных сестер из Гуггемоса, невозмутимо вышагивающих по тротуару в черных трусиках и бюстгальтерах, словно три ведьмы из «Макбета», то не сумел найти рациональных объяснений происходящему и наехал на другой автомобиль, водитель которого затормозил в изумлении при виде этого фантастического зрелища.

«Рррррррррррррррррррр!» — грянули барабаны взвода барабанщиков и трубачей.

— Простите, девушка, но я спешу — парад вот-вот начнется.

— Благодарю вас, господин старший пожарный Миргл, за интересный разговор.

Идея передать одежду Красному Кресту была неплохой. Совершая этот акт гуманизма, иные горожане живо воображали себе, что скоро в каком-нибудь из неспокойных районов близ Кабула или в трущобах Претории будут разгуливать люди в кожаных шортах, на подтяжках которых вышит славный баварский лозунг: «G’sund samma!» («Главное — здоровье!»)