Читать книгу "Я был секретарем Сталина - Борис Бажанов"

На другое утро меня принимает губернатор Хорасана. Это старый, хитрый и флегматичный перс. Он смотрит на меня с любопытством, но говорит мало. По-русски он не говорит, и мы объясняемся через переводчика. Я говорю переводчику: «Скажите, пожалуйста, господину губернатору, что Персия, как всякая цивилизованная страна, конечно, предоставляет право убежища политическим эмигрантам…» Вместо того, чтобы переводить, переводчик меня спрашивает: «А кто вам сказал, что Персия – цивилизованная страна?» Я говорю: «Кто сказал, это неважно, а вы переводите так, как я говорю». Он чешет за ухом: «Дело в том, что губернатор может подумать, что вы над ним насмехаетесь». – «А вы все ж таки переводите, как я сказал».

Губернатор, выслушав меня, отвечает мне, что вопрос обо мне он решить не может, что этот вопрос должно решать правительство, что он отправит правительству подробное донесение, а пока будут приняты все меры по моей безопасности, и что мне надо ждать ответа из Тегерана.

Мы окончательно поселяемся в кабинете начальника полиции. Полиция имеет вид средневековой квадратной крепости с одним только входом. Помощник начальника полиции показывает мне на племя диких курдских всадников, расположившихся лагерем на площади перед полицией. Племя это нанято большевиками; задача его – при моем выходе из полиции налететь, зарубить и ускакать. Но полиция это хорошо понимает; и вообще-то я из полиции почти что не выхожу, а если выхожу, то под сильной охраной.

Переговоры с Тегераном сильно затягиваются. Мой помощник начальника полиции держит меня в курсе дела. Затягиваются, собственно, переговоры между Тегераном и Москвой, которая требует моей выдачи.

Все последние годы между Персией и СССР были всегда три-четыре спорных вопроса, по которым ни одна сторона не уступала, настаивая на своем праве. Это были вопросы о рыбных промыслах в пограничной зоне на Каспийском море (много икры), о нефтяных промыслах, и в особенности о линии границы, которая определяла, кому принадлежит очень богатый нефтью пограничный район. За мою выдачу Сталин соглашается уступить персам по всем этим спорным вопросам, и, кажется, персидское правительство склоняется к тому, чтобы меня выдать. Мой милый перс сообщает мне об этом с глубоким прискорбием.

В то же время параллельно переговорам правительства идет собственная работа ГПУ. 2 января наконец проснувшаяся застава доложила Ашхабаду о моем бегстве. Заработал телефон с Москвой, Ягода, видимо, проявил необычайную энергию, Сталин приказал меня убить или доставить в Россию во что бы то ни стало. В Персию был послан отряд, который ждал меня по дороге в Кучан, но так и не дождался. На аэроплане из Тегерана в Мешед прилетает резидент ГПУ в Персии Агабеков, и ему сразу же переводятся большие средства на организацию моего убийства. Агабеков энергично берется за работу. Подготовка идет по разным линиям, и успешно (обо всем этом в 1931 году в своей книге расскажет сам Агабеков). И когда все готово, вдруг Агабеков получает приказ из Москвы – все остановить. Агабеков не понимает почему, когда все подготовлено. Он очень обескуражен. Он не знает, что Москва получила заверения о моей выдаче, переданные по линии, о которой он не догадывается.

Интересна дальнейшая история Агабекова. В 1930 году он переводится резидентом ГПУ в Турцию, на место Блюмкина. В это время он сильно подозревает, что если его отзовут в Москву, то это для того, чтобы его расстрелять. К тому же он переживает роман своей жизни: он влюбился в молоденькую чистейшую англичаночку, которой он признается, что он чекист и советский шпион. Англичаночка приходит в ужас и из Турции возвращается в Англию. Агабеков покидает свой чекистский пост и по подложным документам следует за нею. Родители ее сообщают обо всем этом властям, и Агабекову приходится уехать во Францию. Здесь становится очевидным, что он с Советами порвал. По требованию Советов его из Франции высылают (основание есть – он приехал во Францию по подложным документам), и ему в конце концов дает убежище Бельгия. Он пишет книгу «Чека за работой», которая выходит на русском и на французском языках. В ней одна глава – страниц десять-пятнадцать – посвящена подробному рассказу, как он организовывал мое убийство. В 1932 году я имею возможность его встретить в Париже. У него вид и психология типичного чекиста.

Он живет в Бельгии, и начальник бельгийской полиции барон Фергюльст рассказывает мне, чем его покорил Агабеков. Полиция, конечно, обращается к нему, как к специалисту по вопросам советского шпионажа. Как-то в результате какого-то ловко организованного Советами инцидента бельгийская дипломатическая почта попадает на час в руки Советов. Но бельгийские власти успокаиваются – все конверты дипломатической почты возвращаются в целости и сохранности, прошитые и запечатанные. «А ГПУ их все-таки прочло», – говорит Агабеков. Фергюльст отвечает, что это невозможно. Агабеков предлагает: возьмите какой-нибудь документ, положите в конверт, прошейте, запечатайте, дайте мне на полчаса. Так и делается. Агабеков берет пакет, удаляется. Через полчаса он возвращается и возвращает Фергюльсту пакет в целости и сохранности. Но сообщает точно содержание документа.

За Агабековым ведется правильная охота. В 1937 году во время испанской гражданской войны большевики находят слабое место Агабекова (он остался чекистом, ничем не брезгует и не прочь заработать на продаже красным картин, награбленных ими в Испании в церквях или у буржуев); под этим предлогом чекисты через подставных лиц заманивают его на испанскую границу, дают удачно пройти двум выгодным операциям, где он зарабатывает немало денег. Все это для того, чтобы во время третьей он попал на границе в ловушку. Его убивают, и труп его, затянутый на испанскую территорию в горы, находят только через несколько месяцев.

Мой милый помощник начальника полиции приходит совсем расстроенный. Из Тегерана от правительства получен приказ привезти меня в Тегеран, а по сопровождающим этот приказ сведениям переезд не предвещает для меня ничего хорошего; мой милый перс считает, что я буду выдан большевикам.

Пора мне переходить в атаку.

До революции в Персии был Русско-Персидский банк. Как мне говорили в Ашхабаде, будущий шах служил в те времена в вооруженной охране банка. После большевистской революции банк заглох, но с нэпом возобновилась торговля с Персией, и все торговые дела шли через банк, который практически их монополизировал. Во главе банка стоял некий Хоштария, который установил с Советами очень хорошие отношения. Он часто приезжал в Москву, и его принимал директор Государственного банка, которым в то время был Пятаков. В один из своих визитов Хоштария говорит Пятакову: «Хотело ли бы ваше правительство, чтобы вашим агентом стал – конечно, за высокую мзду – один из наиболее видных и влиятельных министров персидского правительства, к тому же личный друг шаха?» Пятаков ответил, что в принципе это очень интересно, но каковы условия? Хоштария назвал денежные условия такого сотрудничества, но кроме того, потребовал, чтобы кроме Пятакова и Политбюро (он, видимо, недурно был осведомлен о подлинном механизме советской власти), это оставалось никому неизвестным. «Даже ГПУ?» – спросил Пятаков. – «В особенности ГПУ. Это основное условие. Если ГПУ будет в курсе дела, рано или поздно какой-то сотрудник ГПУ бежит от вас, откроет секрет, и это будет стоить головы и министру, и мне». Пятаков обещал войти с докладом в Политбюро.