Читать книгу "Непобедимая и легендарная - Александр Михайловский"

– Да, здесь тоже нельзя рубить сплеча, – задумчиво сказал Сталин. – Александр Васильевич, насколько я помню, с августа 1917 года в Москве заседает Поместный Собор Русской Православной церкви. Председательствует на нем митрополит Тихон (Беллавин). В вашей истории он в ноябре 1917 года был избран Патриархом Московским и всея Руси. Похоже, что и в нашем варианте истории он станет Патриархом. И хотя митрополит Тихон при тайном голосовании из трех кандидатов получил меньшее число голосов, старец Зосимовой пустыни Алексий после молебна и литургии в Успенском соборе Кремля вынул жребий с его именем. Полагаю, что пока этого не случилось, неплохо было бы встретиться с митрополитом Тихоном и совместно предварительно обсудить все те вопросы, которые могут возникнуть между духовной и светской властью. Ведь принять декрет нетрудно – трудно потом расхлебывать последствия, которые могут возникнуть из-за того, что мы упустили что-то очень важное, что вызовет недовольство наших сограждан советской властью.

– Вы правы, Иосиф Виссарионович, именно так и следует поступить, – сказал я, – в нашей истории патриарх Тихон хотя и не сразу, но нашел общий язык с власть предержащими. Вот с какими словами он обратился к своей пастве: «Молим вас со спокойной совестью, без боязни погрешить против святой веры, подчиниться советской власти не за страх, а за совесть, памятуя слова апостола: «всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога, – существующие же власти от Бога установлены…»

– В общем, надо будет обязательно встретиться с будущим Патриархом и поговорить с ним, – сказал Сталин. – Как это сделать – мы еще обсудим. Вполне возможно, что я сам лично отправлюсь в Москву, естественно, не только для того, чтобы встретиться с ним. Все же Москва – это первая столица России, и нам всегда надо об этом помнить…

5 января 1918 года, вечер.

Петроград.

Сикорский Игорь Иванович

Зимой в Петрограде темнеет рано. Как только наступают сумерки, на опустевших улицах столицы бывшей Российской империи появляются конные и пешие патрули Красной гвардии. Шутники называют их «Ночным дозором», как картину Рембрандта. Слава богу, сейчас все не так, как было три месяца назад. На улицах не стреляют, не грабят, не врываются в квартиры с самочинными обысками. Грабителей, воров и убийц, застигнутых на месте преступления, ночные патрули теперь расстреливают на месте. Бандиты, распоясавшиеся после Февральской революции, сейчас если и не уничтожены совсем, то загнаны новой большевистской властью в подполье. Тишина за окном, и лишь изредка простучат колеса пролетки залетного извозчика. Сюда, на Комендантский аэродром, не каждый согласится ехать даже за двойную плату. Ярко светит керосиновая лампа, и ничто не мешает Игорю Ивановичу сосредоточиться на главном деле его жизни – на самолетах.

Сегодня утром Сикорского, его помощника Поликарпова, а также известного конструктора летающих лодок Григоровича пригласили в Таврический дворец, где с ними беседовал сам председатель Совнаркома – так теперь называется правительство – Сталин и еще один незнакомый инженерам военный моряк с погонами капитана 2-го ранга на плечах.

– Товарищи, – сказал председатель Совнаркома, – мы знаем, что созданные вами самолеты намного опередили свое время. Но сейчас, в век технического прогресса, любая техника стремительно устаревает. Сейчас вам, авиаконструкторам, нельзя почивать на лаврах. Ведь недаром девизом авиации считаются слова: «Выше, дальше, быстрее». Советской России с ее необъятными просторами нужны новые, самые совершенные самолеты. И мы надеемся, что вы их построите.

Собравшиеся внимательно слушали советского вождя. Они ожидали – когда Сталин перейдет к конкретным предложениям. А тот, выдерживая паузу, мерно прохаживался по кабинету.

– Товарищ Хмелев, – наконец сказал он, – расскажите, пожалуйста, товарищам авиаконструкторам – что мы от них хотим…

– Я полагаю, – сказал военный, – что уже сейчас необходимо задуматься о том – чем надо заменить созданный под руководством Игоря Ивановича Сикорского тяжелый воздушный корабль «Илья Муромец». Новый самолет, сохранив грузоподъемность последней модели «Ильи Муромца», должен иметь путевую скорость сто восемьдесят-двести верст в час и дальность полета в пределах тысячи верст.

– Простите, господин Хмелев, – сказал Сикорский, – не знаю, как вас по имени-отчеству…

– Сергей Петрович, – ответил Хмелев.

– Так вот, Сергей Петрович, – продолжил Сикорский, – насколько мне известно, заданные вами технические характеристики в настоящий момент недостижимы.

– Игорь Иванович, – ответил Хмелев, – я не спорю – вы, конечно, конструктор, а я всего лишь простой летчик. Но в данном случае вы ошибаетесь. Построить самолет с указанными мною характеристиками вполне возможно. Для этого необходимо резко снизить лобовое сопротивление, а значит, перейти от бипланной схемы с тонким матерчатым крылом к полутораплану, или даже моноплану с крылом толстого профиля, как на немецком штурмовике «Юнкере J4»…

– Простите, Сергей Петрович, – спросил Сикорский, – полутораплан – это что?

– Полутораплан, Игорь Иванович, – ответил Хмелев, – это разновидность биплана, нижняя плоскость которого значительно короче и уже верхней, и играет в полете вспомогательную роль. Вот…

Хмелев взял лежащий на столе лист бумаги, карандаш и быстро набросал эскиз двухмоторного самолета, в котором специалист легко бы узнал гибрид запоздавшего родиться и не пошедшего в серию цельнодеревянного бомбардировщика Поликарпова ТБ-2 и всем известного «кукурузника» Ан-2.

– Толстое двустороннее верхнее крыло, – пояснил он, – жестко связанное с центропланом для своего поддержания, не нуждается в расчалках. Максимум что потребуется – это вертикальные стойки на уровне моторов и подкосы из тонкостенных стальных труб. Но это вам, конструкторам, надо будет смотреть уже по месту.

И вот еще что – если вы хотите сэкономить в весе, то фюзеляж у вашего самолета должен быть эллиптического сечения с работающей обшивкой. Самолет – это не железнодорожный вагон, и прямоугольные формы ему вредны. Каждый угол при механических нагрузках работает как концентратор напряжений, разрушающих конструкцию. А в воздушном потоке к тому же он является источником вредных завихрений, которые будут тормозить вашу машину.

Сикорский придвинул к себе лист бумаги с эскизами и какое-то время молча его разглядывал.

– Все это очень интересно, Сергей Петрович, – сказал он, наконец, – но мне кажется, что мощности двух имеющихся в нашем распоряжении моторов «Русский Рено» в двести двадцать лошадиных сил будет совершенно недостаточно, чтобы поднять в воздух изображенный вами аппарат. Хотя, повторю, все прочее очень и очень интересно.

– Скажите, Игорь Иванович, – прищурившись, сказал Хмелев, – а моторы, каждый мощностью в четыреста лошадиных сил вас устроят?

Авиаконструкторы переглянулись.

– Разумеется, устроят, – ответил Сикорский и задал встречный вопрос: – И вы, Сергей Петрович, знаете, где можно найти такие моторы? Насколько я знаю, даже у немцев самый мощный авиационный мотор выдает не более двухсот шестидесяти лошадиных сил.