Читать книгу "Вдруг охотник выбегает - Юлия Яковлева"

Через несколько минут извозчик не выдержал, обернулся:

– Что, так и будем по набережной колыхаться?

– Вези обратно на Невский, – не сразу отозвался Зайцев.

– Оплата в оба конца, – предупредил тот.

– Само собой.

Зайцев все думал о гравированной надписи на пистолете Коптельцева: именное оружие вручил начальнику угрозыска сам товарищ Киров – с благодарностью за успешно раскрытое дело.

7

Зайцев увидел Нефедова сразу. Фигура торчала на углу Фонарного и Мойки, как условились. Перегнувшись через ограду, Нефедов, очевидно, глазел на воду, на уток, качавшихся на воде, как подсолнечная шелуха. Зайцев хотел уже окликнуть его, как услышал рядом с собой не шум даже – а то, как шум прекратился. Блеснул черный лак на крыльях. Машина остановилась – остановились и отражения домов, светлого весеннего неба. Зайцев прошел вперед.

– Товарищ Зайцев!

Из машины проворно выбирался крепыш. В руке фуражка. Надвинул ее покрепче.

– Товарищ Зайцев.

Зайцев дал ему подойти. Не стоит и глядеть в сторону Нефедова. Тот сейчас наверняка наблюдает издалека за результатом своей, так сказать, оперативной работы. Зайцев прикинул свои возможности. Дать под дых – и уйти проходными дворами. В машине только шофер, а Нефедов прибежать не успеет. Не догонят. Второй вариант: сдаться. Перестать оглядываться через плечо; Зайцев знал это внезапное спокойствие преступников в камере: все позади, хотя игра и проиграна.

Крепыш подошел.

– Товарищ Зайцев, разговор есть один.

– Отлично, – невпопад ответил Зайцев. Это усталое облегчение наваливалось на него, как сон.

– Так, может, сядем в машину? – гостеприимно предложил крепыш. – Тут недалеко.

Машина тем временем подкатилась ближе, поджидала: мотор работал. Мимо мелькнул прохожий, даже не глянул. На Фонарном народу немного. Подождали, гады, пока он свернет с шумной и людной Садовой. Шума не хотят.

Дверца распахнулась будто сама собой.

– Полезайте, – с тем же добродушием предложил крепыш. – Не надо нам шума, верно?

Зайцев забрался внутрь. Крепыш плюхнулся рядом, схватился одной рукой за кожаную петлю, другой легонько стукнул шофера по спине: поезжай. Знакомая до тошноты мизансцена. Фонарный переулок дрогнул и поплыл назад. Автомобиль сунулся мордой в арку, сдал назад, развернулся – и вырулил обратно на Садовую.

«Ну же, – сказал себе Зайцев. – Ну же». Как минимум два больших перекрестка до Шпалерной. Если не три. Уж на одном точно придется притормозить. Вот и шанс. Дернуть ручку, выскочить из машины – и ходу. Проходные дворы он знает лучше, чем эти гаврики знают собственные комнаты. Ищи-свищи. Мимо мелькала Садовая: телеги, трамваи, люди, люди, люди. Все мускулы напряглись.

Первый перекресток: регулировщик показывает жезлом «проезжайте». Не повезло, что ж. Машина свернула на Невский. Ничего. Там впереди перекресток с Литейным, даже лучше: большие доходные дома, построенные в 1860—1870-х, гирлянды проходных дворов идут насквозь через кварталы. Зайцев скосил глаза на крепыша: тот так и молчал всю дорогу, спокойно и прямо глядя перед собой в ветровое стекло. Зайцев собрался перед броском. Ощутил холод металлической ручки на двери. Уперся ногами в трясущийся пол.

Но машина покатила мимо широкой реки Владимирского проспекта, на той стороне превращавшегося в Литейный. Зайцев исподтишка обернулся на своего спутника. Так же торчит, как пень, прямо вперив оловянные глазки. Наконец на улице Некрасова машина свернула. А потом еще раз. В Басков переулок.

– Приехали, – объявил крепыш. – Вон парадная. Поднимайтесь на второй этаж. Квартира налево. Там открыто.

А сам и с места не двинулся. Ясно, не хочет светиться. В квартире ждут. Зайцев приоткрыл дверь. Крепыш тронул его за рукав.

– Только без выкрутасов, очень вас прошу.

Зайцев спрыгнул на тротуар.

И тут же ему стало невыносимо тошно. Он узнал этот облупленный, но когда-то покрытый рыжеватой штукатуркой дом. Эту решетку подворотни. Эту парадную. Это окно. Здесь он видел тогда Аллу.

Глава 16

1

Зайцев сунул деньги в окошко.

Но вместо папирос рука продавца вернулась ковшиком:

– Еще рубль с вас.

Зайцев выловил из кармана бумажки, сунул нужную. Взял плоскую картонную коробочку.

– Товарищ, огонька не дадите? – обернулся он к стоявшему позади в очереди. – Вот спасибо.

Наклонился с папиросой к горящей спичке. Пыхнул.

Ему казалось, что гнусный затхловатый запах нечистой квартирки в Басковом переулке еще стоит у него в носу. Мысленно он еще раз пробежался через весь разговор – как бы притопывая на некоторых сомнительных репликах: не может ли где обрушиться? не упустил ли он чего?

– …Понять что-то не могу: я арестован?

– Что вы! Зачем же так? Просто разговариваем. Беседуем. Дружески.

– Вот только я на службе в данный момент, и беседуете вы, когда я преступников ловить должен.

– Все верно. Мы никак не собираемся вам мешать. Именно преступников вы ловить и должны. И, помогая нам, вы помогаете общему делу: ловить, как вы выразились, преступников.

Речь его вилась гладкими скользкими кольцами.

– …вредителей, противников советской власти, затаившихся классовых врагов. Если не сказать больше.

Зайцев видел: под локтем у того листок бумаги. Он то и дело с ним сверяется. Написано от руки.

– Да какие же враги, в уголовном-то розыске. Вон у нас чистки недавно прошли.

Зайцев старался смотреть на листок так, чтобы не видно было, куда он смотрит. На миг макнул взгляд – и отдернул. Как назло, рука то и дело двигалась по листку: то одну часть закроет, то другую.

– Товарищ Зайцев, чистки, как показывает практика, мера хорошая, но недостаточная. Враги маскируются. Враг может завербовать того, кто еще вчера казался всем безупречным комсомольцем.

– Если я заподозрю, я, конечно, сообщу, – миролюбиво заверил его Зайцев. Как бы невзначай чиркнул взглядом.

«Агент Хризантема», – прыгнули ему в глаза последние два слова.

– Э нет. Будет лучше, если вы просто будете нам рассказывать обо всем. А мы уже сами решим, что подозрительно, а что нет. Вы, товарищ Зайцев, бросайте ломаться и соображайте поскорее, а то я прямо себя неловко чувствую: отвлекаю следователя в разгар рабочего дня.

– Так у меня и времени-то особо нет. По вызовам езжу. Рапорты подаю. И словом-то толком перекинуться, – продолжал он гнуть свое, – некогда. Только по делу если.