Читать книгу "Закон бутерброда - Титью Лекок"

Клер на кухне размышляла. Наверно, кофе – не лучшая идея, учитывая стрессовое состояние Кристофа. Она нашла в буфете какой-то успокоительный травяной чай и вернулась в гостиную спросить, не лучше ли будет заварить его. Увидев, что Кристоф уткнулся в телефон, она не сразу поняла, что происходит. Но когда он поднял голову с выражением виноватого испуга – спалился! – она растерялась. Значит, он видит, что она на него смотрит.

– Ты меня видишь?

– Нет. Ну, то есть, вижу какие-то очертания.

Но тут он совершил роковую ошибку: вгляделся в лицо Клер, чтобы понять, поверила она или нет. И осознал свой промах, когда она, изменившись в лице, спросила ледяным тоном:

– И давно ты видишь?

– Сегодня с утра немного получше, но не то чтобы сильно…

– Ты меня обманул? Ты притворялся больным?

Она подошла к нему, отшвырнула картонный стаканчик с чаем и стукнула его кулаком в плечо. Она пыталась кричать, но голос звучал глухо.

– Так ты болен или нет? Что с тобой? Я с ума схожу от беспокойства, а ты притворяешься слепым? ЗАЧЕМ?

– Уж не тебе меня попрекать ложью, – само собой вырвалось у Кристофа.

Он сразу осекся. Не надо больше ничего говорить. Слишком рано, он еще не готов. Но Клер была не такой, как он. Она стояла перед ним с вызывающим видом, скрестив на груди руки.

– А почему нет? Что это значит?

Кристоф был готов на все, чтобы прекратить этот разговор, пока он не зашел слишком далеко.

– Ничего. Я… Мне очень жаль. Просто растерялся. Мне плохо. Надо было тебе сказать, что наметилось какое-то улучшение.

Он чуть ли не просил прощения. Плевать на гордость и всякое самолюбие. Он любит ее и не хочет потерять. Вот и все.

Казалось, она успокаивается. Несколько долгих, очень долгих секунд они смотрели друг на друга. Она стояла, он сидел, глядя на нее снизу вверх. Этот разговор больше не повторится никогда, решил Кристоф. Он никогда не скажет ей, что знает. Слишком опасно. Слишком многое можно потерять. Лучше иметь хотя бы часть Клер, чем не иметь ее вовсе. Он станет притворяться. Постарается понять. А потом снова соблазнит ее, и все вернется на круги своя. Но подрагивающие ноздри Клер явно намекали на другой путь.

– Что происходит, Кристоф? Что с тобой?

– Ничего. У меня… ну ты знаешь, у меня выгорание. Я все это прекращу, и все наладится, – он совершенно не понимал, что хочет этим сказать, просто выбрасывал в воздух вереницу бессодержательных слов. – Я все брошу, и у нас опять будет время друг для друга.

Она засмеялась жестоким смехом, но глаза ее налились слезами.

– Ну да, конечно. Все как ты мне говорил в начале года. С меня довольно. – На лице ее было странное выражение, как будто она осознавала вещи, проговаривая их. – Хочешь, я тебе скажу? Я устала от этой гребаной жизни. Да, вот именно. Меня задолбала наша жизнь. – Она сделала рукой широкий жест, словно охватывающий телевизор, диван, да и самого Кристофа.

– Блин… – пробормотал он. – Я годами пашу как проклятый только для того, чтобы обеспечить тебе жизнь, какую ты хотела. Какую мы хотели, – уточнил он, увидев оскорбленное лицо Клер.

Она шагнула к нему и ударила ногой прямо под дых. Боль доставила ему чуть ли не облегчение.

– Ты издеваешься? Ты за кого меня принимаешь? За бабу, которая только и ждет, чтобы мужик ее содержал? Ты что, в самом деле считаешь, что для меня важнее всего обзавестись большой квартирой? Ты меня вообще не знаешь?

Он хотел было что-то возразить, но она жестом остановила его.

– Я всегда тебе говорила: мне наплевать, что мы без гроша. Наплевать, что я пашу за двоих. Покуда ты был… Ну… раньше ты был крутой. Ты был бедный, мы ели равиоли из коробки на нашем старом раздолбанном диване, но нам было плевать. Ты был такой чудный, заботливый, увлеченный. А потом ТЫ решил стать успешным. – Она зашагала взад-вперед по гостиной. – ТЫ решил, что зарабатывать деньги важнее всего. Ты стал именно тем, что мы ненавидели.

– Перестань… – взмолился он, обхватив голову руками. – Ты несправедлива. Я сделал этот выбор, когда ты забеременела Хлоей. Ты хотела второго ребенка, и я хотел, вернее, я хотел всего, что может сделать тебя счастливой. Не я главный злодей в этой истории. Я взял на себя ответственность, чтобы разгрузить тебя. Если бы я этого не сделал, ты бы от меня ушла много лет назад.

Она застыла на месте, глядя на него, и произнесла:

– Так вот, ты мне больше нравился тридцатилетним птенцом, чем сорокалетним нытиком.

Фраза прозвучала как реплика в спектакле. Отрепетированная. Наверняка ей случалось произносить ее раньше, Кристоф не сомневался. Подружкам, точно. Небось несколько месяцев им твердила: “Знаете, Кристоф мне больше нравился тридцатилетним птенцом, чем сорокалетним нытиком”. Но она лукавила. Подменяла роли. Вовсе не он пустил псу под хвост их договор о взаимном доверии.

– Если так, почему ты мне раньше ничего не говорила, а?

Казалось, этот вопрос застиг ее врасплох. Она опустила руки и рухнула на диван рядом с ним. Кристоф облегченно вздохнул. Она села, она пока по-прежнему здесь, с ним. Она не уходит. Смотрит на погашенный экран телевизора перед ними. И он может наконец спокойно рассматривать ее профиль.

– Потому что… – Она провела рукой по глазам, потом продолжила: – Сначала ты выглядел таким возбужденным, когда сменил работу. Ну и потом, то, как обошелся с тобой Луи в Vox, это был такой ужас… Я радовалась, что ты так здорово справился. Начал все сначала. А потом все постепенно пошло хуже и хуже. – Она замолчала. Повисла мучительная пауза. Левым указательным пальцем она скребла покрытый красным лаком ноготь большого, по-прежнему устремив взгляд в пустоту. – Работы у тебя становилось все больше и больше. Мы все реже и реже виделись, но я по-прежнему говорила себе, что это временно, это переходный период. Что скоро все образуется. И потом, было столько всяких дел… Дети, быт… Я решила, пусть идет, как идет. А ты как будто вообще ничего не замечал. Казалось, тебя не напрягает, что мы больше почти не видимся. И тогда… я разочаровалась. И обиделась. А потом, примерно год-полтора назад, решила, что мне осточертело. – Она опустила глаза и стала яростно сдирать трескающийся лак. – Что у меня тоже есть своя жизнь, хоть и не похоже, чтобы ты хотел ее со мной разделить.

Кристоф помертвел. Всего за одну минуту диван стал втрое длиннее и движущаяся камера отдалила его от Клер. Она говорила так, словно их семья умерла. И они оба об этом знали. Как же так? А она продолжала:

– Мы стареем. Я не хотела превращаться в желчную старуху. Мне хотелось пожить еще. Еще раз, еще немножко. – Она вытерла слезу со щеки. – Ну и несколько месяцев назад я завела роман.

Кристоф до последнего надеялся, что она скажет “я пошла к психотерапевту”, “села на диету без глютена”, “подсела на крэк” или что угодно еще. Что она будет яростно отрицать, если он ее уличит. Она не должна ему это рассказывать. Она должна хотеть спасти их семью. Но она, сидя сгорбившись на диване, на их сраном белом диване, без всякого труда признавалась в том, что ее трахает другой, и выглядела так, словно уже давным-давно ушла от него. Он сжал кулаки и прошептал: