Читать книгу "Знахарь из будущего. Придворный лекарь царя - Юрий Корчевский"

— Паломничество — дело богоугодное. Только место ты выбрал не очень, сам знаешь — крамола там старообрядная. Чем тебе Сергиев Посад не угодил? И монастырь постарше, и монахи разумней, и иконы намоленные — еще от дедов-прадедов наших оставшиеся.

— На Соловки хочу. Если по секрету — в урочище Куртяево.

— В урочище? — удивился князь. — Ты же православный?

— При чем здесь вера? Там идолов нет. А вот целебные воды есть. Хочу супружницу подлечить.

— Тогда другое дело. Только кораблик поменьше нанимай. Был я как-то на Соловках — годов двадцать тому. Ежели ушкуй невелик, то везде пройдет.

Никита, как о судне услышал, чуть было на месте не подскочил. Он-то думал с паломниками идти! Пешком далеко, утомительно. На повозке — неудобно, ведь богомольцы пеши бредут, перед ними стыдно. Как же он о судне не подумал? Вот голова дурная! А князь идею хорошую подал. Судном и быстрее, и неутомительно. Лишь бы царь отпустил. Конечно, он не царского двора человек, свободный муж — заставы только на дорогах. Но не дай господи, случится что — царь вовек не забудет. Да и подданный Никита государев, как ни крути.

— И каким же путем? — поинтересовался Ни-кита.

— Можно, как торговцы солью ходят: через Волок Ламский, потом до Вологды, Сухоной до Северной Двины — а там уж и Соловки. Есть и другой путь: по Мсте до Великого Новгорода, через Ладогу по Свири в Онежское озеро — а там все время на север, через Валдай и Выгь-озеро в Белое море к Соловкам.

— А как короче?

— Да, почитай, одинаково. Недели две добираться в одну сторону. Только там лето короткое и холодное, теплые вещи брать надо. И гнус заедает. И не вздумай задержаться. Реки там рано льдом покрываются — тогда беда. Либо пеши возвращаться, либо зимовать в какой-то деревеньке.

— У меня препона есть — государь.

— Да он-то здесь каким боком? Скажи — паломником с супружницей. После игры твоей персидской, думаю, не откажет.

— Все равно увидеться с ним надо, разрешения попросить.

— Так он тебе перстень со своей руки подарил, тебя стрельцы в Кремль пропустят — окромя личных покоев.

— Неудобно как-то.

— Неудобно порты через голову снимать. Иди и даже не сомневайся.

Никита откладывать не стал, приоделся понаряднее — и в Кремль. Прошел через Спасские ворота, но у входа во дворец его остановили стрельцы.

— Не положено!

Никита сунул старшему стрельцу под нос перстень царский, загодя надетый на палец.

— Царский перстень, — признал подарок стрелец. — Василий, проводи человека.

Никита был во дворце впервые и потому все время крутил головой по сторонам, разглядывая обстановку. Как-то все запутанно было: переходы, лестницы, повороты; двери в помещения вели низкие, и нужно было пригибаться. Такие в крепостях да в монастырях делали. Стена толстая, проход в одного человека; через дверь пройти можно было, только изрядно согнувшись. А ведь для дела сделано! У такой двери один воин оборону от множества врагов держать сможет, тюкай только боевым топориком или саблей по подставленной шее. И винтовые лестницы в башнях с такой же целью закручивались только по часовой стрелке — чтобы обороняющемуся удобно было правой рукой работать.

Стрелец Василий довел Никиту до двери.

— Погодь здесь.

Сам постучал, вошел и тут же появился с молодым боярином.

— Знакомое лицо! Никак — Никита-лекарь! Доброго здоровья!

— И тебе не хворать.

— Василий, ты ступай. А что, Никита, разве государь тебя к себе призывал? Здоров он вроде.

Никита поднял руку с царским подарком. Боярин увидел, кивнул:

— Знакомый перстенек. Так с чем пожаловал?

— Просьба к нему.

— Да ну?

Боярин задумался. Перстенек царский — как пропуск-«вездеход». Только ведь и просьба личная. Как бы от государя не влетело.

— Испрошу. — Боярин исчез за дверью.

А Никита разглядывал мозаику на окнах да изразцы на голландской печи.

Дверь приоткрылась.

— Иди, примет.

За дверью оказался коридор. Перед дубовой створкой боярин остановился.

— Шапку отдай, как войдешь — поклонись.

— Да знаю я! — не скрыл досады Никита.

— Это я так, для порядка.

Никита отдал суконную шапку боярину и вошел.

В комнате царя пахло благовониями, тихо потрескивала лампадка перед иконами.

Никита перекрестился на образа, потом повернулся вправо.

За деревянным столом сидел Алексей Михайлович в расшитом домашнем халате и с любопытством смотрел на гостя.

Никита отвесил глубокий поклон:

— Здрав буди, государь.

— Рад видеть, Никита-лекарь. Давненько мы с тобой встречались. Дай бог памяти — года полтора?

— У тебя хорошая память, государь.

— Зато ты с персидской игрой долго тянул, — укорил царь.

— Беда у меня была, государь. Жена и теща от моровой язвы померли, дом сожгли — на пепелище вернулся. Сам в монастырь ушел в Астрахань — не до игр было.

— Ведаю уже. Разыскивал тебя — нужда великая была.

— И я ведаю о твоей беде, государь. Прости, вернуться не успел, на два дня опоздал только.

— Видно, так Богу угодно было. Зато князя Елагина игре выучил, он меня пока обыгрывает.

— Навык с практикой приходит. Игра эта только с виду простая. Там думать надо, просчитывать на несколько ходов вперед. Кто кого передумает — как в шахматах.

— Садись, Никита, — предложил царь.

Никита уселся на небольшую скамеечку. Тепловато в комнате. Своды низкие, оконца маленькие, стены темные, вишневого цвета. А государь какие-то бумаги читал до него, вон — на столе лежат.

— Ты бы, государь, несколько свечей рядом поставил. Темно в комнате, глаза испортишь.

— Верно, устают к вечеру глаза, иной раз такое чувство — как будто песку в них насыпали. Так что у тебя за просьба?

— На богомолье хочу. Прошу тебя — отпусти, думаю, за два месяца обернусь.

— Это куда же?

— На Соловки.

Царь нахмурился:

— Ты не старого ли обряда приверженец? Да нет вроде, тремя перстами крестился.

— В Куртяево урочище хочу завернуть — на воды целебные.

— Слыхал я про диковинку такую в моих землях, но не был там никогда. Вот что, Никита-лекарь, отпускаю тебя на все лето — но только с одним условием: целебные воды сам осмотришь и испробуешь. А по возвращении у меня будь с докладом. Знать желаю — правда ли вода та помогает либо врут все. Чешский король в письмах водами целебными похваляется, а я, получается, вроде как хуже.