Читать книгу "Двенадцать цезарей - Мэтью Деннисон"

Роль цезаря фактически играл Муциан, прибывший в Рим в начале 70 года и привыкший командовать. Он изгнал из города необузданные войска Антония и отстранил от дел их несдержанного командира, который даже тогда занимался грабежом императорских владений. (История его изменчивой лояльности не давала оснований для доверия.) Антоний выехал из Рима, чтобы искать защиты у Веспасиана в Александрии. После того как император весьма дипломатично успокоил его, он вышел в отставку и отправился в родную Толосу (ныне Тулуза). Затем мысли Муциана вернулись к Домициану. С благожелательными намерениями или нет, но он стал сдерживать притязания молодого человека. Вместе с Домицианом они приступили к восстановлению римского механизма власти, которое продолжит Веспасиан, назначая наместников и префектов. Муциан казнил сына Вителлия. Вероятно, это была необходимая мера предосторожности, но сам Веспасиан вряд ли прибег к ней, поскольку утратил бы образ добродушности, который выбрал в качестве альтернативы высокорожденности, и ту «великую славу», которую Светоний приписывает ему в этот период.

Большую часть года Муциан надзирал над деятельностью правительства, готовясь к осеннему прибытию Веспасиана и более трудной задаче реформ. По свидетельству Диона Кассия, именно Муциан начал осуществлять программу увеличения налогов, которая со временем преодолела гигантский дефицит, доставшийся в наследство от Нерона и гражданской войны, оцененный Веспасианом в повествовании Светония в сорок миллиардов сестерциев при годовом поступлении налоговых сборов в сумме восемьсот миллионов.[243] «Муциан с величайшим рвением собирал отовсюду, откуда только можно, бесчисленные средства в казну, тем самым навлекая упреки на себя, а не на Веспасиана»[244], — пишет Дион Кассий. В конце года он настоял на том, чтобы император продолжил эту политику. На короткое время самопровозглашенный правитель Рима наслаждался абсолютной властью. Он утверждал, что его полномочия подтверждаются императорским перстнем-печаткой, переданной Веспасианом. Временное величие Муциана разделял только Домициан, назначенный городским претором с консульскими полномочиями. В судьбе этого безнравственного распутника, имеющего склонность к интригам, но ни честолюбия, ни смелости, чтобы стремиться к высшим почестям, это стало вершиной карьеры. В последующие годы, несмотря на высокое и влиятельное положение при дворе Веспасиана, у него не будет такой безусловной власти.[245]

Веспасиан изгнал из Рима астрологов. Теперь отпала нужда в них и им подобных, так как работа знамений была выполнена. Установил ли он в своем доме в Садах Саллюстия античные вазы, иконография которых подтверждала его верховную власть? Наверное, мы этого никогда не узнаем. Вместо стука солдатских ботинок и звона нагрудников на улицах Рима зазвучали инструменты восстановления города. Год спустя участники иерусалимского триумфа Веспасиана и Тита стали свидетелями быстрого заживления шрамов гражданской войны. Тем временем Веспасиан обратился к судебным делам, которые не слушались в течение восемнадцати месяцев вооруженной борьбы и беспорядков: объявил амнистию для доносчиков Нерона, изучил состав некоторых легионов, с тем чтобы рассеять оставшихся вителлианцев, и подготовил модель работы с сенатом, в которой при соблюдении всех формальностей император не сенаторского сословия получил абсолютную власть над принятием решений в органе, который полгода оттягивал наделение его неограниченными полномочиями. Он, как и все новоявленные принцепсы до него, сосредоточился на сохранении собственного положения. Хотя власть Веспасиана была официально провозглашена в декабре 69 года в так называемом «Законе о полноте власти Веспасиана» (lex de imperio Vespasiani), передававшем новому императору по закону или по постановлению сената всю власть, которой формально или неформально обладали его предшественники Юлии-Клавдии, а также полномочия делать «что бы то ни было, что отвечает интересам государства и достоинства небесного и земного, общественного и частного»[246], для более полного успеха требовалась поддержка и народа, и сената. Для этого Веспасиан распространил сведения о политике, которую собирался проводить, на монетах с надписью ROMA RESURGENS, LIBERTAS RESTITUTA («Рим возрождается», «Свобода восстановлена»). Как в краткосрочной, так и в долгосрочной перспективе этот дар принес Риму мир и обеспечил платежеспособность.

Александрийцы называли Веспасиана «селедочником». Это было прозвище александрийского царя, печально известного своей скупостью и жадностью, и вряд ли являлось комплиментом, поскольку царские атрибуты, особенно на Востоке, подразумевают щедрость. В «Жизни двенадцати цезарей» Светония Веспасиан отличается скаредностью еще до своего принципата. Возможно, данная черта послужила причиной того, что однажды в Гадрумете его забросали репой, это была бурная реакция на проблему с продовольственным снабжением, вызванную жадностью проконсула.[247] Тот же недостаток, вероятно, повлиял на плохой результат выборов Веспасиана в начале его карьеры (он добился должности эдила только со второй попытки и только последним по списку). Если так, то это объясняет, почему бережливость быстро стала девизом его политики, которая прославлялась императором как добродетель Флавиев. Это был правильный шаг, сделанный в нужное время, единственное средство обратить разрушительное действие гражданской войны и безрассудств Юлиев-Клавдиев. Как и Муциан, Веспасиан собирал налоги с радостью и удовольствием. Этот процесс даже пробудил в прагматичном императоре несвойственное ему творческое мышление. Он установил налог на использование общественных туалетов. Это возмутило Тита, понятие императорского достоинства которого сформировалось в детстве при дворе Клавдия. Веспасиан сунул под нос поморщившемуся сыну монеты, полученные с первого сбора налога. Тит неохотно согласился с оценкой отца, что эти деньги не пахли. «А ведь это деньги с мочи», — улыбнулся Веспасиан.

Но император знал, что бережливость нужно уравновешивать великодушием, этот урок он извлек из ошибок Гальбы. Необходима щедрость, талант к величественным жестам. Веспасиан развязал кошелек для искусств. Реставратор статуй, трагический актер по имени Апелларий, кифареды Терпн и Диодор и успешный, но безденежный поэт по имени Салей Басс — все получили в награду суммы до полумиллиона сестерциев.[248] В то же самое время император назначил доход риторикам в Риме и Афинах, каждому по сто тысяч сестерциев. Возможно, эта политика была принята по настоянию Тита. Тит, получивший великолепное образование, писал стихи на латинском и греческом и даже пробовал свои силы в греческих трагедиях. Собственные достижения Веспасиана вряд ли были такими же высокими. Его суждения рождались из интуитивного понимания, а не благодаря учености. Он признавал роль зрелищ, визуальной пропаганды, такой как надписи на монетах, и символику разбора обломков храма на Капитолийском холме. Хотя к моменту его смерти строительные работы амфитеатра Флавиев остались незавершенными, этот памятник архитектуры, известный со Средних веков как Колизей, был даром Веспасиана римскому народу. Расположенный на месте бассейна в центре комплекса Золотого дома Нерона, он финансировался за счет трофеев Иудейской войны и планировался еще Августом, как утверждал Веспасиан. В правление Тита Колизей мог одновременно вместить десятки тысяч зрителей. С крутых многоуровневых лож римская чернь с наркотическим опьянением наблюдала за кровопролитием.